Олег Андреев - Телевидение

— А-а…

— Дальше, — обвел взглядом своих сотрудников Леонид.

— Московских метростроевцев можно снять.

— Антон, сделаешь?

— Есть.

— А что с заставкой?

Для репортажей и материалов о питерской трагедии было решено сделать специальную заставку.

— Компьютерщики принесут с минуты на минуту, — ответила Долгова.

— Ирина, тебе надо готовить хороший комментарий. Ну ты это умеешь. Знаешь, минут на пять.

— Уже делаю. Завтра покажу.

— Еще предложения?

— Леонид Александрович, самое главное — их спасают? — напомнил Лобиков.

— Да, бригада пробивается. Оэртэшники обещали мне слить репортаж. Настригите из него самое важное.

— А я бы постоянный корпункт поставил у МЧС, — сказал Лобиков.

— И я бы поставил. Но нас туда не пускают. Костя и то через Шойгу договаривался.

— Эрнст?

— Да.

— А вы?

— А я не смог.

— Ну, блин, дела-а, — протянула Житкова. — Что-то там поганое-поганое.

— М-да… Мы еще нанюхаемся дерьма, — сказал Лобиков и поморщился.

— Не обязательно — зальют все парфюмерией, — возразила Житкова.

— Ребята, — Крахмальников закрыл папку, — я вас пугать не хочу…

— Уже испугали, — перебила Долгова.

— ..Но мы сейчас одной ногой наступили на мину. Если рванет — костей не соберем.

— Это вы нам говорите? — округлила глаза Житкова.

— Я должен был сказать.

— Не надо, Леонид Александрович, испугали бабу толстым х…м, — зло проговорила Долгова. — Это ваши там наверху заморочки, а наше дело маленькое — быть правдивыми.

— Вот за что я тебя люблю, так это за изящную словесность, — улыбнулся Крахмальников. — Ну тогда погнали, журналюги!

Сотрудники задвигали стульями, стали расходиться.

— Леонид Александрович, я так с этим мюзиклом и не понял, — подошел к Крахмальникову Антон Балашов.

— И вас, Антон, я люблю. За вечно свежую голову!

Вдоль одного вагона они еще с грехом пополам протиснулись, но следующий просто принял очертания тоннеля, и пути вперед не было. А вода все сильнее и сильнее устремлялась в новое для нее русло. Теперь струи с силой били в бетонное основание, и отлетающие от него брызги сверкали в луче фонарика, но, как показалось Денису, это сверкание становилось все менее ярким.

— Кажется, батарейки садятся, — сказал он.

— Не жги много, — посоветовал Слава. — А в фотике такие же?

— Вроде да.

— Ладно, придумаем что-нибудь… Знаешь, а нам придется нырять.

— Как это?

— Видишь, как вагон расперло? А штольня боковая — за ним. Как раз на переходе в следующий. Так что лезем под вагон. Рама-то черта выдержит, поэтому сточный желоб не накрыло. Вот только он уже полон воды, если его еще и песком не замыло. Так что полезай Денис первым.

— А ты как? Тебе же нельзя на ноги опираться!

— Ничего, приспособлюсь как-нибудь. Только бы не вырубиться мне. Похоже, и у меня батарейки садятся.

— Как же вы с открытой раной в воду полезете? — испугалась Наташа.

— А что, есть другие варианты? Не боись, девушка. Я ее уже пару раз, уж извините, продезинфицировал. Уринотерапия так сказать. А потом, говорят, от холодной воды сосуды сжимаются, — глядишь, и остановится моя кровушка. Кстати, у тебя еще есть кульки в сумке? Нужно упаковать аппарат и “пушку” — это все еще может пригодиться.

Желоб и вправду был залит водой, которая тугим ручьем текла как раз в ту сторону, куда предстояло ползти жертвам катастрофы, — в нижний излом тоннеля. Оттуда наискось вверх, как обещал Слава, отходила штольня, ведущая в старый тоннель и на волю, к воздуху и свету. Течение было настолько сильным, что даже по этому слабому уклону можно было перемещаться без особых стараний. Главное — стараться держать голову над водой, так чтоб не захлебнуться, и при этом не ударяться о различные металлические детали под брюхом вагона.

Денису было относительно легко. Он полз, упираясь в скользкое дно вытянутыми руками, и время от времени сжимал зубами фонарик, который держал во рту, чтобы осветить на мгновение дорогу впереди. Слава двигался спиной вперед, забрасывая руки на бортики желоба и подтягивая свое почти плывущее полутело. Маленькая Наташа, плача от холода, усилий и страха, умудрялась даже идти, согнувшись в три погибели, — ей казалось, что она так меньше вымокнет, да и руки — основная ценность любого музыканта — будут целее.

Денис вдруг услыхал ее короткий вскрик и остановился.

— У? — спросил он, не выпуская изо рта фонарик, и сразу все понял: “афганца” между ними не было.