Эндрю Гросс - Часы тьмы

Он ее поцеловал. Карен уже не сопротивлялась. Наоборот, раздвинула губы, ее язык жаждал встретиться с его. Их обоих охватила страсть, а запах ее духов (что-то сладкое, возможно, жасмин) сводил Хоука с ума.

Его рука спустилась вниз по ее спине, пальцы нырнули под джинсы. Возбуждая его. Он вытащил руку, задрал рубашку, ощутил теплую плоть живота, чуть отстранился, заглянул в глаза.

— Ты ничего не должна.

— Я не могу!.. — Щеки Карен блестели от слез. — Я не могу быть одна.

Он вновь поцеловал ее. На этот раз языки слились в медленном, сладостном танце.

— Просто не могу…

Хоук вытер слезы с ее лица.

— Ты ничего не должна. Никому.

И подхватил ее на руки.

Любовью они занялись в спальне.

Он медленно расстегнул ее рубашку, прошелся руками по черным кружевам бюстгальтера, нежно тронул промежность, отчего она подалась назад в легком испуге — этих мест никто не касался больше года. Тяжело дыша, Карен прижалась лицом к его голой груди.

— Тай, я давно этим не занималась.

— Я знаю… — Он уже снимал с нее рубашку, расстегивал джинсы.

Она напряглась в предвкушении.

— Я хочу сказать, с кем-то еще. Я прожила с Чарльзом почти двадцать лет.

— Это нормально. Я знаю.

Он уложил ее на спину, стянул с нее джинсы, сунул руку в трусики, почувствовал, как она дрожит от возбуждения. Карен посмотрела на Хоука. Он столько сделал для нее, она смогла на него опереться в тот важный момент, когда ее мир, казалось, покатился в пучину безумия. Она протянула руку, осторожно коснулась заживающей раны на боку, поцеловала ее, ощутила соленую сладость пота. Хоук уже снимал шорты. Именно он помог ей сохранить самообладание, выдержать этот новый удар судьбы.

— Тай…

Он навис над ней, сильный, крепкий, мускулистый. Их тела соединились, Карен словно прошиб разряд тока. Она выгнула спину, подаваясь к нему. Ее груди плотно прижались к его груди.

И теперь их уже ничего не сдерживало. Голова Карен упала на кровать, мотаясь из стороны в сторону, когда он раз за разом пронзал ее, дрожь страсти волнами прокатывала по телу, от кончиков пальцев ног до макушки. Руками она охватила его ягодицы, помогая входить в нее на максимальную глубину. Поймав общий ритм, они все ускоряли и ускоряли его. Карен всем телом прижималась к нему — к мужчине, который рисковал ради нее. Вот и она хотела отдать ему все, без остатка. Даже ту часть, которую не отдавала никому. В том числе и Чарли. Которую всегда придерживала.

Всё…

Потом они лежали на кровати, полностью удовлетворенные, тело Карен покрывал пот, оно еще горело огнем страсти. Хоук охлаждал его, дул на грудь, шею. Волосы ее спутались окончательно.

— Тебе сегодня повезло, — промурлыкала Карен, шутливо закатив глаза. — Обычно я даю только на третьем свидании. Это железное правило с сайта Match.com.

Хоук рассмеялся:

— Слушай, если это что-нибудь значит, я обещаю пригласить тебя пару раз в ресторан. Задним числом.

— Уф! — Карен шумно выдохнула. — У меня прямо гора с плеч.

Она оглядела небольшую спальню, пытаясь выяснить о нем что-то такое, чего не знала. Простая деревянная кровать. Тумбочка, на ней две книги. Биография Эйнштейна, роман Денниса Лихэйна, джинсы, брошенные на стул в углу. Маленький телевизор.

— А это что такое? — Карен указала на что-то тонкое и деревянное, прислоненное к стене.

— Хоккейная клюшка.

Карен приподнялась на локте.

— Скажи мне, я только что переспала с мужчиной, который держит в спальне хоккейную клюшку?

Хоук пожал плечами:

— Зимой я играю в хоккей. Наверное, с той поры и стоит.

— Тай, сейчас гребаный июнь!

Он кивнул, как маленький мальчик, под кроватью которого нашли припрятанные булочки.

— Да, хорошо, что ты не пришла на прошлой неделе. Тут лежали и коньки.

Карен провела рукой по его щеке.

— Так приятно видеть вас смеющимся, лейтенант.

— Полагаю, смех не повредит нам обоим.

Какое-то время они полежали на большой кровати, соприкасаясь разве что кончиками пальцев, еще привыкая друг к другу.

— Тай… — Карен приподнялась. — Давно хотела тебя спросить. Когда я была у тебя в кабинете, заметила фотографию с двумя девочками. А на том футбольном матче, где я познакомилась с твоей дочерью, ты сказал мне, что она — твоя единственная. И дома у тебя фотография двух девочек… — Она прижалась к нему. — Я не хочу что-то бередить…

— Нет. — Он покачал головой. — Ты не бередишь. — И, глядя в потолок, рассказал ей о Норе. Наконец-то. — Сейчас ей было бы девять.