Дарси Белл - Простая услуга

– Почему бы вам не прокатиться? Остыньте. Съездите в “Смокхауз”, купите что-нибудь вкусное к ужину.

“Смокхауз”! Парни встрепенулись.

“Смокхауз” мы просто обожали. Старомодная немецкая мясная лавка. Там делали собственные колбаски, и там было лучшее мясо. Приветливые молодые немки-блондинки ждут вас и независимо от того, что вы закажете, говорят “прошу!”. Мы с Дэвисом обожали это место. Даже когда я пыталась свести мясоедение на нет, я срывалась, ехала туда и покупала горячий домашний сэндвич с ливерной колбасой на большой мягкой булочке.

Выступать посредником в попытке привести мужа и брата к согласию было все равно что разнимать дерущихся собак. После излитых друг на друга потоков матерщины и сердитого рычания Дэвис и Крис в конце концов успокоились (как всегда бывало), и до рукоприкладства не дошло. Они никогда не дрались. Но двое мужчин, которых я любила больше всего на свете, не выносили друг друга, и их не заботило чужое мнение. Они хотели, чтобы я все знала. Они не хотели, чтобы я об этом забывала.

Оба обрадовались возможности выбраться из дома, даже в обществе друг друга. Для обоих это была безопасная, простая возможность закончить ссору, сохранив лицо.

Дэвис схватил ключи и торопливо чмокнул меня на прощанье.

– Осторожнее за рулем, – сказала я. – Люблю вас.

– До скорого, – сказал брат.

Они все не возвращались. Не возвращались. И не возвращались. Где они ? Они не отвечали на мои сообщения и звонки. Может, заехали выпить? Майлз поспал, проснулся в дурном настроении. Голодный. Где его папа, где дядя? Где ужин?

Когда на пороге появился полицейский, моей первой мыслью было, что муж с братом поехали в город, там ссора началась по новой, и их арестовали. Как нам с Майлзом вызволить их из тюрьмы?

Мне понадобилась целая вечность, чтобы понять, что говорит коп.

Полицейскому, вероятно, было не в новинку иметь дело с людьми в состоянии шока, но он все же странно посмотрел на меня, когда я сказала:

– В машине было мясо? Они хоть заехали в “Смокхауз”?

– Мясо?

Именно в ту минуту я и стала вегетарианкой.

Коп спросил, есть ли кто-нибудь – член семьи, близкий друг, – кому я могу позвонить. Офицер Такая-то или Сякая-то (не помню имени) может побыть со мной, пока не приедет кто-нибудь из родни. Он указал на машину на подъездной дорожке. В машине на пассажирском сиденье сидела женщина в полицейской фуражке.

Я держала на руках Майлза, тот начал плакать. Офицер с жалостью взглянул на него. Бедный пацан, только что потерял папу. Я сказала:

– Нет, спасибо, поезжайте. Все в порядке. Я позвоню своей матери.

Ничто не было в порядке, и моя мать пять лет как умерла. Мне просто хотелось, чтобы они убрались из моего дома.

То, что именно я отправила ребят за мясом для барбекю, было бы слишком для кого угодно, чтобы жить с этим – и оставаться в своем уме.

После отбытия полицейских я долго пыталась успокоить Майлза, который плакал до икоты, хоть и не понимал, что произошло. Я была так занята с ним, что мне некогда было сходить в туалет. Мамы маленьких детей учатся откладывать или игнорировать свои базовые потребности.

Мы с Майлзом легли в мою кровать. Майлз задремал, и я выскользнула в ванную, оставив дверь открытой, чтобы услышать, если он проснется.

К зеркалу в ванной был приклеен пластырями лист бумаги. Пластыри сидели вкривь и вкось, и все выглядело каким-то психозом. Примерно так серийные убийцы из криминальных передач декорируют свои логова.

Это был почерк Дэвиса – за исключением того, что Дэвис обычно писал, как и все, что он делал, аккуратно и опрятно. А эту записку Дэвис мог бы написать, если бы принял наркотики. Торопливо. Не заботясь. Зло. Небрежно. Мне пришлось прочитать ее несколько раз – не только потому, что ее трудно было расшифровать, но и потому, что я все еще пребывала в состоянии шока.

Записка гласила: “ Меня тошнит от всего этого вранья ”.

На раковине была фотография: мы с Крисом болтаем на заднем дворе. Улыбаемся. Дэвис согнул фотографию посредине, и неровный разрыв отделил меня от моего единокровного брата.

Я поняла, что это записка самоубийцы или что кто-нибудь может истолковать ее именно так. Я сожгла записку в кухонной раковине. Я не хотела, чтобы кто-нибудь думал, что Дэвис покончил с собой. С практической точки зрения, нам надо было решить вопрос со страховкой. От него зависело, как мы с Майлзом отныне будем жить. Майлзу не нужно знать. Маме Дэвиса не нужно знать. Я не хотела, чтобы кто-нибудь знал, мне это было не нужно.