Сэм Хайес - Моя чужая дочь

– А в этом можно работать? – Я вне себя от восторга, только, боюсь, мой обвисший живот не очень-то выставишь напоказ.

– Для работы в самый раз, детка. Какой у тебя размер – восьмой? Десятый?

Фреда набирает охапку комплектов разных размеров и еще всяких вещей, которые мне раньше и не снились. Но раз я родила ребенка, сбежала из дома и вообще начала новую жизнь, то почему бы и не нацепить на себя эти одежки. И плевать, что после родов я смахиваю на бочонок. Если у тебя в жизни все ненормально, то это уже нормально.

Из магазина мы уходим с тремя пакетами сказочных обновок, а Фреда и не думает останавливаться! В обувном она покупает «гвоздики» и высокие сапоги, а потом ведет в магазин женского белья. Господи, какие, оказываются, бывают трусики! Я таких в жизни не видела. Фреда мне семь пар берет – черные, красные, сиреневые. А еще тонюсенькие пояски. И лифчики, из которых мои разбухшие сиськи вываливаются. Я пока примеряла, один из лифчиков молоком испачкала, но продавщице не призналась.

По дороге из магазина женского белья мы проходим «Мадеркэр», [2]и я замедляю шаг перед витриной с детской коляской рубинового цвета. Двести девяносто девять фунтов… Я заглядываю в глаза Фреде – так, на всякий случай. Она все понимает и улыбается:

– Успеешь еще свое чадо избаловать. Пусть сперва поправится, а ты начнешь зарабатывать. Будешь умницей – в конце недели получишь от Бекко первые денежки.

Знать бы еще, что за работа. Я спрашивала у Мэгги, но она только пальцем ткнула в бесстыжую надпись на своей футболке. Тогда я попробовала других девочек расспросить, каждое слово по буквам выговаривала и на пальцах объясняла. А они таращили пустые глаза и языками туда-сюда по губам водили, пока я тыщу раз вопрос повторяла.

– Рина уметь глотать, – сказала одна таким чудным голосом, вроде подавилась, и остальные мрачно загоготали.

– Как мистер хотеть? – сказала другая.

– Лили ты ласкать.

– Мистер хотеть трахнуть?

Они по очереди пробубнили зазубренные слова и послушно захихикали, булькая вроде кастрюли с кипящей на самом дне водой. Мне кусок не полез в пересохшее горло, и я ушла из-за стола, смешав в кучу кусочки головоломки, которая складывалась в мозгу.

– Что мне надо будет делать на работе? – спрашиваю я Фреду, пока мы зигзагом пробиваемся сквозь уличную толпу, с немалым трудом, будто плывем против течения. – А как же быть с Руби – ее отдадут из больницы, а мне надо работать?

– Сколько вопросов, – смеется Фреда. – Давай-ка кофе выпьем и поговорим.

Мы сворачиваем в переулок и заходим в кафе. Приходится постоять в очереди, а потом устроиться за столиком на улице, потому что внутри все занято. И мне нравится: классно следить за облачками пара от дыхания и греть ладони о чашку. Фреда еще печенье купила, и я макаю его в пенную шапку на кофе. В животе только тепло и покой – никакого ржавого прута. Я боюсь поверить своему счастью.

Вот остались бы мы с Руби ночевать у дверей магазина – точно замерзли бы. А если и нет, то я не заметила бы, что моя девочка больна, и не пошла бы в больницу. У меня ведь опыта никакого. Дрожь пробирает, как представишь, какие ужасы могли случиться. А Фреда взяла нас с Руби под свое крылышко, ни пенни не потребовала за еду и постель, а сейчас накупила такую кучу одежды, целый гардероб. Как настоящая мама. Я всегда о такой мечтала.

– Так что мне надо будет делать? – снова спрашиваю я.

Морщины на лице Фреды разглаживаются, оно становится мягким, как свежий бисквит.

– Это очень важная работа. – Фреда улыбается, тянется через столик и сжимает мою руку. – Мы обслуживаем мужчин. Делай все, о чем тебя просят, и, если постараешься, тебе дадут чаевые и снова позовут на работу. У нас много постоянных клиентов. Врачи, адвокаты, учителя, банкиры. У Мэгги, например, политик.

Головоломка назло мне опять складывается, и опять я ее расшвыриваю. Если подойдет последний кусочек, на картинке я увижу свою новую жизнь. Я холодею от страха, что и в этой новой жизни будет дядя Густав.

– А как же… Руби? – Голос у меня дрожит, и слезинка виснет на нижних ресницах.

Фреда гладит меня по руке.

– Так не хотелось тебя огорчать, детка. Видишь ли, твоя Руби очень, очень больна. Конечно, ее лечат, и уход за ней прекрасный, но… – Закуривая, Фреда опускает взгляд. Потом выдыхает, и дым щиплет мне глаза. – Все это очень дорого. Поэтому я и предлагаю тебе работу. Вообще-то ко мне сотни девочек просятся, а я хочу тебя взять, чтобы ты могла платить за лечение ребенка. А как твоя дочка выздоровеет – заберешь ее из больницы. – Фреда подталкивает пачку сигарет в мою сторону. – Да и нравишься ты мне. Значит, и клиентам понравишься. – Она медленно щурит левый глаз, подмигивая мне.