Сэм Хайес - Моя чужая дочь

– Можно вызвать детскую медсестру, но они не всегда приходят – слишком заняты.

Ладонь остановила движение, и пальцы впились в мое плечо, придавливая назад, к стулу. Не заметив, когда поднялась, я тем не менее не собиралась ни садиться, ни умолкать – только не теперь, когда меня наконец слушали!

– А если совершенно выбьетесь из сил – не отчаивайтесь. Просто оставьте малышку в машине и на минутку заскочите в магазин. – Я запнулась и подняла голову, чтобы удержать слезы в глазах. – Возможно, кто-нибудь ее украдет.

Что-то вязкое стало поперек горла, глушило слова, и сколько ни сглатывай, эту замазку не протолкнешь. А потом и слезы хлынули горячими струями. Фотографы впали в неистовство; под аккомпанемент вспышек и щелчков камер Энди обнял меня за талию.

– Прекрасно, мистер Варни. Поближе к жене!

И снова вспышки, вспышки – до черноты в глазах, испещренной миллиардами пронзительно-синих точек, словно я неслась сквозь вселенную.

Шум удалялся, комната погружалась в тишину. Я опустила веки и привалилась к Энди. Откуда-то издалека очень смутно доносились вопросы, на которые я не собиралась отвечать. Мой мир наполнился игристым блеском, – быть может, таким его видела Наташа в хрустальных искорках вертушки, которую я вешала над ее колыбелькой.

Безмолвие. Меня затягивало в звездную воронку, в самом центре которой – беспроглядность, и абсолютная пустота, и избавление от боли.

А затем посреди возникает Наташа – такая прелестная в своих кружевных одежках, она беззубо хихикает и ждет, ждет меня. Она не плачет, совсем нет. И, протянув руки к своей малышке, я молю ее меня простить.

Саре пора уходить, но ей не хочется, я вижу. Я выразительно поглядываю на часы и со звоном собираю пустые чашки на поднос. Мои обычные сигналы на Сару не действуют. А сказать ей без обиняков, что сеанс окончен, с тебя двадцать пять фунтов, мне недостает смелости. Она ведь не одна. Она с малышом, которого в этом мире не ждут.

– Клиентов у меня сегодня больше нет, так что можем просто поболтать, если не возражаешь.

Жаль ведь так и не узнать, что скрывает ее будущее. Или что скрывается за ее жаждой общения. Боюсь, правда, чувство вины, что меня гнетет, бросается в глаза Саре со слепящей назойливостью неоновой рекламы. Хотя мое предложение девочка принимает без колебаний:

– Ладно. Только не больше часа, потому что отец с братьями ужинают в шесть, а я еще ничего не приготовила.

Нотка безнадежности в ее голосе подсказывает, что Сара смирилась со своей участью. Она носит свою вину, как повседневное платье, – за то, что убила мать, придя в этот мир, за то, что опозорила семью внебрачным ребенком.

– А уроки тебе делать не нужно?

Я забираю поднос и кивком приглашаю Сару в кухню. Хорошее место для общения. Почему бы здесь всех клиентов не принимать? Сложив посуду от нашего чая в раковину, надеваю резиновые перчатки, а Сара, уже гораздо спокойнее, устраивается за кухонным столом.

– В учебе я не очень… Папа мне с детства обещал, что я выйду замуж за богатого человека и буду счастлива без всякой школы. – Сара скорчила гримасу – мол, если б знать, как все на самом деле сложится. – А теперь вот придется об экзаменах думать. Матери-одиночке ведь надо работать, правда?

Тонкие ее пальцы, ни на секунду не замирающие, мимолетно тронули живот, стянули полы просторной кофты. У меня перехватило дыхание – так захотелось тоже прикоснуться, еще раз ощутить твердую округлость, может быть, даже нащупать пятку или локоток.

– Только на работу меня теперь, наверное, не возьмут. И замуж… тоже. Что я буду делааааатъ?

Уронив голову на стол, укрывшись от меня и всего света темной завесой волос, Сара рыдает на протяжении двух часов. Я даю ей выплакаться, а потом умываю лавандовой водой, отпаиваю чаем и отправляю домой. Девочке стало лучше. Даже рассмеяться удалось, когда я уже в дверях наклоняюсь, чтобы поцеловать ее животик.

Автострада М23 стояла. Сплошная лента из машин – будто разноцветные металлические стежки намертво прошили горячий гудрон шоссе. Роберт приподнялся за рулем, пытаясь высмотреть, что стряслось. Подумал, не закрыть ли крышу – слишком уж печет. Половина одиннадцатого, а жарило вовсю, доводя злость водителей до точки кипения. Легкий музыкальный фон резко сменился, и в мысли Роберта ворвалось объявление: движение по М23 в сторону юга перекрыто из-за аварии – самосвал вывалил груз на все три полосы.

Передняя машина проехала метра два. Лишь когда водитель сзади принялся сигналить, Роберт завел двигатель и сдвинулся на те же два метра. Ярость, знакомая всем, кому хоть раз повезло угодить в дорожную пробку, сегодня была для него слишком большой роскошью. Сегодня он не имел права ей поддаваться. Роберт достал карту. Пересечение дорог недалеко, можно попробовать свернуть, хотя и второстепенная дорога будет забита – отчаявшийся народ на колесах наверняка уже ринулся искать объезд.