Крейг Расселл - Кровавый орел

– Соленая какая-то…

Он провел языком по ее шее – от бретельки топика до мочки уха.

– Такая же соленая, как и ты.

Она почувствовала внезапное головокружение и заискала рукой капот машины – опереться. Зеленоглазый проворно подхватил ее.

– Спокойно… – сказал он заботливо. – Лучше присядь.

Он подвел ее к открытой дверце «порше». Она как-то рассеянно посмотрела сначала вдоль улицы, потом ему в глаза. Они теперь были совсем другие: по-прежнему диковинно зеленые, однако холодные и пустые.

Но страшно ей не было – ни чуточки.

Фабель ушел из управления сразу после совещания. Подводили итоги работы за неделю: никакого продвижения в деле! Клугманн по-прежнему на свободе. Бывший полицейский, он знает, как правильно скрываться, и поэтому ловить его придется долго. Последнее убийство не дало ни единой ниточки для дальнейшего расследования – даже настоящего имени Моник они до сих пор не сумели установить! И зеленоглазый старик славянин из толпы зевак у места преступления растворился в ночи бесследно. Хорошо хоть Дорн очень вовремя подбросил им название и происхождение варварского обряда, творимого убийцей. Но это ни на шаг не приблизило их к поимке негодяя. К тому же Фабель беспокоился за Махмуда, который упрямо не отвечал на звонки. Турок был, конечно же, известен своей неуловимостью. Однако в этом случае он мог бы сообразить, что Фабель за него переживает, – объявиться и дать понять, что он внял предупреждению.

Дурное настроение владело не только Фабелем. Почти все гамбургские полицейские были озадачены и приведены в смятение тем, что война между бандами так и не разразилась. Никто не мстил за убийство Улугбая! Ни с чьей головы и волос не слетел. В городе царила странная тишь и благодать. Казалось, все городские банды вдруг зажили в дружбе и согласии: ни единого всплеска насилия. Это было настолько странно, что пугало пуще любой войны. В управлении полиции по-прежнему толпились готовые к бою сотрудники БНД и парни из Седьмого отдела, но они впустую потели в бронежилетах и касках, – и ожидание большой драки сменялось подавленностью и раздражением.

Расследование мало-помалу заслонило от Фабеля остальную жизнь. Не в первый раз очередное уголовное дело поглощало его всего, и Фабель знал – увы, не в последний. Словно он сквозь джунгли ломится: пока прорубаешься вперед, подлесок за тобой упрямо смыкается и отрезает путь назад, к собственной жизни и к милым сердцу людям… Остается лишь еще яростнее рваться вперед, надеясь на свет в конце зеленого туннеля…

Фабель позвонил Габи. Дочь ждала, что отец возьмет ее на выходные к себе, однако Фабель объяснил, что работа съест у него большую часть уик-энда. Время с Габи он очень ценил и старался не пропускать ни одной возможности побыть с ней, но тут пришлось извиняться – и дочь, как обычно, поняла, не обиделась. Зато Рената, его бывшая жена, явно рассердилась – видимо, у нее были свои планы на выходные, и Фабель их опять ломал.

В последнее время он столько насиделся за рулем, что решил устроить себе маленький праздник – остановил такси, чтобы доехать от дома до Альстер-Аркаден. В безоблачном небе сияло солнце, обычный для Гамбурга холодноватый бриз улегся; судя по всему, установится теплая погода. Как всегда, в торговой аркаде было не протолкнуться от покупателей и туристов. Фабель умело прокладывал путь в толпе, медленно, но упрямо двигаясь к книжному магазину «Йензен буххандлюнг», который принадлежал Отто Йензену, его университетскому другу.

Магазинчик был оформлен дорого, но в минималистском духе – чистые линии, прямые буковые полки и столы, яркое современное освещение: во всем чувствовалась рука и вкус деловитой и стильной Эльзы, жены Отто. Зато Отто был душой этого хаоса книг: долговязый, неуклюжий детина – без десяти сантиметров два метра, – непрерывно что-то задевавший или что-то ронявший. Книги и журналы занимали не только полки – они громоздились неустойчивыми стопами на каждой горизонтальной поверхности. Каких изданий тут только не было! Покопавшись в кучах, можно было отыскать такие неожиданные жемчужины, что перед каждым приходом сюда у Фабеля трепетала душа в надежде очередного дивного открытия. Как ни странно, сердцу настоящего библиофила нет ничего милее, чем лежащие в беспорядке книги – аккуратно расставленные, они почти лишены тайны, как женщины на нудистском пляже. И сердцу Фабеля был близок этот упоительный книжный хаос, таящий в себе сладостные находки.