Крейг Расселл - Кровавый орел

Старуха пожала тощими плечами:

– Я видела его только несколько раз. Как я уже сказала, возможно, я только его и слышала на лестнице. А может, всякий раз был другой… – Фрау Штайнер метнула еще один взгляд через прихожую на дверь с непрозрачным оконцем. – Вот что значит стареть, молодой человек. Мир сжимается и сжимается, пока не сведется к теням, мелькающим за твоей дверью…

– А когда герр Клугманн был здесь в последний раз? Можете точно вспомнить?

– На прошлой неделе… или на позапрошлой. Мне искренне жаль, но я, говоря по совести, мало этим интересовалась.

– Ничего страшного, фрау Штайнер. Спасибо, что уделили нам время.

Фабель поднялся со стула.

– Позвольте спросить, герр гаупткомиссар?.. – Водянистые совиные глаза часто-часто заморгали.

– Да, фрау Штайнер?

– Она страдала ужасно?

Скрывать не имело смысла. Все равно скоро все жуткие подробности будут в газетах.

– Боюсь, что да. Но теперь все, отмучилась… Всего доброго, фрау Штайнер. Если вдруг что вспомните или вам что-то понадобится – обратитесь к любому из полицейских.

Старуха, казалось, не слышала его. Осторожно покачивая головой, она тихо причитала:

– Какая трагедия! Ах, какая трагедия!

Когда они вышли из квартиры, Фабель спросил у Беллера:

– Ты, если я не ошибаюсь, был первым на месте преступления?

– Так точно.

– И никто поблизости не околачивался?

– Нет, герр гаупткомиссар. Тут был только этот Клугманн, который нам позвонил… Ну и к этому времени молодая пара вышла из своей квартиры на первом этаже.

– А случайно, не видел поблизости пожилого мужчину – небольшого роста, коренастого?

Беллер задумался, потом замотал головой.

– А позже, – настаивал Фабель, – когда начали собираться зеваки-вампиры? Крепкий такой старик под семьдесят? Похож на иностранца… Лицо славянского типа… то ли поляк, то ли русский. Глаза очень заметные – зеленые.

– Нет, герр гаупткомиссар, извините, не заметил… А это что – важно?

– Не знаю, – сказал Фабель. – Может, и не важно.

Комната для допросов в полицейском участке на Давидштрассе была образцом эффективного минимализма. Белые стены, белый потолок и белая дверь. Единственное окно выходило на оживленную улицу, но путь и без того скудному свету дождливого утра заграждало молочно-белое стекло. В комнате еще брезжил рассвет, тогда как на улице уже был день. Из обстановки был только стол, который одной стороной упирался в стену, и четыре привинченных к полу трубчатых металлических стула с черными сиденьями – по два с каждой стороны стола. На белом столе стоял массивный черный катушечный магнитофон, не привинченный к столешнице, очевидно, лишь в силу своей неподъемности. Над белым столом на белой стене висела обведенная черной рамкой инструкция на случай пожара. А выше красовался всплеск красных букв: «Курить запрещено!»

Фабель и Вернер Мейер сидели по одну сторону стола. Стул напротив Фабеля занимал мужчина лет тридцати пяти с зачесанными назад и смазанными чем-то жирным черными как смоль волосами, пряди которых постоянно падали на лоб. Рослый и крепкого телосложения – черная куртка из дешевого кожзаменителя чуть не лопалась на плечах, – он имел вид бывшего атлета, который забросил спорт и медленно опускается: валики вокруг талии, растущее брюшко, круги под глазами, бледная кожа и двухдневная щетина; лицо еще энергичное, но квадратный подбородок уже наливается жиром.

– Итак, вас зовут Ганс Клугманн? – начал Фабель, не заглядывая в свои записи.

– Да… – Клугманн сутуло наклонился вперед, сложив руки на столе лодочкой и потирая одним большим пальцем подушечку другого. Каждые две секунды пальцы менялись ролями. Если бы не эти нервные движения, Клугманн, сосредоточенный на своих руках, мог бы сойти за молящегося.

– Значит, это вы нашли девушку… – Фабель демонстративно заглянул в свой блокнот. – Некую Моник.

– Да…

Большие пальцы Клугманна замерли. Теперь он ритмично подрагивал правой ногой. При этом и его руки на столе дергались в такт.

– Вы, как я понимаю, были потрясены… Зрелище не из приятных…

Глаза Клугманна наполнились неподдельной болью.

– Это еще мягко сказано…

– Моник была вашей подругой?

– Да.

– Тем не менее вы утверждаете, что фамилии ее не знаете?

– Не знаю.

– Послушайте, герр Клугманн, – сказал Фабель, – я совершенно сбит с толку, и вы должны мне помочь. Я видел изуродованный труп неизвестной женщины в квартире, где нет и следа нормального быта: практически ни одной личной вещи, а в платяном шкафу – единственный сиротливый комплект одежды. В квартире ни кошелька, ни документов, а из продуктов – пакет молока в холодильнике. Мы также находим кое-какие вещи, характерные для рабочего помещения проститутки. Да и квартира расположена как-то очень удобно – хоть и не в квартале «красных фонарей», зато совсем рядом. И при этом мы не находим никакого подтверждения, что в квартире часто бывали посетители мужского пола. Теперь вам понятно, почему я в такой растерянности?