Но почему здесь?
Этот вопрос не давал покоя. Зачем похищать человека около Уолл-стрит и тащить его через весь город? Профессионалы, которым хватило терпения пасти свою жертву в течение нескольких дней, в состоянии увезти ее куда угодно. Получается, если кто-то хотел убить Болдена, то хотел убить его именно здесь. В Гарлеме.
Флаг хлопал на ветру, и Франсискасу почему-то вспомнилась татуировка мушкета на груди задержанного.
Компания «Харрингтон Вайс» занимала с восьмого по сорок третий этаж в обычном, облицованном серым гранитом небоскребе в двух кварталах от Нью-Йоркской фондовой биржи. Основанная в 1968 году, «Харрингтон Вайс», или для краткости «ХВ», была новичком на этой улице. В отличие от конкурентов, многие из которых открылись сотню лет назад, она не могла похвастаться столь долгой историей. Так же как и не могла соперничать с ними своими размерами. С капиталом три миллиарда долларов компания насчитывала чуть больше двух тысяч сотрудников, рассредоточенных по офисам в Нью-Йорке, Лондоне, Шанхае и Токио.
Но Соломон Генри Вайс никогда и не хотел, чтобы его компания стала самой крупной. Он предпочитал быть лучшим. Сол Вайс родился в районе Шипсхед-Бэй нью-йоркского Бруклина. В четырнадцать лет он бросил школу и устроился курьером на Нью-Йоркскую фондовую биржу. Трудолюбивый и сообразительный, он ничего не принимал на веру и быстро продвигался вверх по служебной лестнице. Успел побывать биржевым маклером и аналитиком, пока наконец не стал самостоятельным участником финансового рынка. Ему надоело представлять интересы других людей в качестве маклера, и он основал собственную компанию, вложив в нее все свои сбережения, а также небольшие суммы, которые удалось занять у родственников и друзей.
Это были шестидесятые, эпоха конгломератов, и на Уолл-стрит заправляли «нифти-фифти» — около пятидесяти самых ловких компаний, которые, казалось, единолично отвечали за взлет индекса Доу-Джонса с трехсот пунктов почти до тысячи. Но Вайс никогда не страдал стадным чувством. У него не было цели обойти этот индекс на несколько пунктов. Он хотел, грубо говоря, надрать ему задницу и оставить его просить пощады на усыпанном обрывками бумаги полу в торговом зале.
Поначалу Вайс занялся акциями. Он ставил по-крупному, с привлечением заемного капитала, на акции только двух-трех компаний одновременно. Некоторые называли его рисковым игроком, но у него на этот счет было другое мнение. Вайс знал всю подноготную компаний, в которые вкладывал деньги, поэтому рассматривал сам процесс скорее не как игру, а как хорошо просчитанный риск. В первый год он получил со своих инвестиций пятьдесят процентов прибыли, в следующий — сорок пять. Прошло немного времени, и о нем заговорили как о необыкновенно удачливом трейдере. За десять лет штат его компании увеличился с пяти работников до пятисот, а капитал — с миллиона до миллиарда долларов. И это было только начало.
На самом деле никакого мистера Харрингтона, который имел бы отношение к повседневной деятельности компании, не существовало. Вайс выбрал это имя как созвучное имени Харриман: [4] Харриман (Гарриман) Уильям Аверелл (1891–1986) — политический и государственный деятель США, дипломат, бизнесмен; в 1943–1946 гг. — посол США в СССР. Директор банка «Браун бразерс Харриман энд компани» (Нью-Йорк).
«Браун бразерс Харриман» — синоним старой респектабельной преуспевающей компании. Сам Вайс выражался еще более красноречиво: «Ни одна убеленная сединами леди не доверит наследный капитал своего дражайшего внука шайке продувных нью-йоркских евреев».
Такой персонаж, как Вайс, мог появиться только на Уолл-стрит: приземистый толстяк с большими выразительными карими глазами, отвислыми щеками и характерными темными волосами — тугая спираль, которую никаким количеством геля закамуфлировать ему не удавалось. Он любил смелые костюмы в полоску с не менее смелыми полосатыми рубашками. Его галстук удерживала на месте булавка, украшенная бриллиантом в четыре карата, а солидные золотые швейцарские часы он носил поверх французского манжета — в точности как Джанни Аньелли, ныне покойный итальянский миллиардер и председатель совета директоров компании «Фиат». И не важно, что Вайс не знаком с Аньелли, не говорит по-итальянски и вообще никогда не был в Европе. Он с первого взгляда видел, что классно, а что нет. Это распространялось и на гаванские сигары: огромная «Ромео и Джульетта» была зажата у него между пальцами по десять часов в день все семь дней в неделю.
Читать дальше