Кристофер Райх - Клуб патриотов

— Взрыв произошел в машинном отделении, — возразила Дженни. — Самовозгорание или что-то в этом роде. Я читала статью в «Нэшнл джиографик».

— Взрыв в машинном отделении? — Бонни покачал головой, словно жалея ее. — Самовозгорание? Это то же самое, что сказать: «Мы ни черта не понимаем!» К носу корабля прикрепили мину, и этот взрыв буквально вытолкнул Соединенные Штаты Америки в эпоху империализма. Меньше чем через полгода Тедди Рузвельт уже сражался за высоту Кеттл-Хилл в ходе Испано-американской войны тысяча восемьсот девяносто восьмого года, и через несколько лет Гавайи, Панама и Филиппины стали американскими территориями. Ту же участь готовили и Кубе с Гаити. Это был не взрыв в машинном отделении, а рождение США как мировой державы. Выход в свет, так сказать.

Дженни молча покачала головой. Но ее недоверчивая улыбка только подстегнула Бонни.

— А «Лузитания»? — спросил он. — Кто, по-вашему, подсказал немцам, что корабль по самое некуда загружен взрывчаткой?

— Его потопила подводная лодка. И вообще, хочется заметить, многие корабли тогда были потоплены. Это же разгар Первой мировой войны. Подводные лодки творили что хотели.

— Молодость и наивность! — воскликнул Бонни, но его взгляд тут же стал серьезным. — Седьмое мая тысяча девятьсот пятнадцатого года. Несмотря на неоднократные предупреждения о действии подводных лодок в близлежащих водах, капитан Чарльз Тернер ведет свой пассажирский лайнер прямо в район, где совсем недавно потопили три корабля. И еще: капитан замедляет ход судна и приближается к ирландскому берегу, где, как всем было известно, обычно поджидали в засаде вражеские подводные лодки. Пытался ли капитан Тернер предпринять какой-нибудь маневр, как любой богобоязненный человек, у которого на борту почти две тысячи душ? Пытался? Нет! Он повел судно прямо по курсу. Туман, сказал он, был причиной. Туман? И что? Что он высматривал? Какой-нибудь чертов айсберг. А был май, и, между прочим, теплый май. «Лузитанию», четырехтрубный лайнер, отправила на дно всего одна торпеда. За восемнадцать минут! Четыре трубы! Огромный, как библейское чудище, пароход. Одна паршивая немецкая торпеда, где взрывчатки-то было килограммов десять! Кто ж этому поверит?! Все прошло по специально продуманному сценарию. Тысяча сто девяносто пять душ отправились в ту ночь к Богу. Но капитана Тернера среди них не было. Он-то, понятное дело, спасся. А через полтора года американская пехота уже бежала в атаку. Элвин Йорк, Ден Дейли и остальные янки отбили у немцев лес Белло. Надеюсь, вы не думаете, что все это случайности, а? Вы не можете так думать! Во всяком случае, после сегодняшних событий. В борьбу вступили некие силы. И кстати, не обязательно темные. Их можно назвать очень даже просветленными.

— Ладно, но трагедия с «Лузитанией» тоже произошла почти сотню лет назад.

— Хорошо. Тысяча девятьсот шестьдесят четвертый год. Тонкинский залив. Не можете же вы считать, что северовьетнамский патрульный катер по глупости открыл огонь по американскому эсминцу?

— Профессор, все это похоже на бред о тайных мировых заговорах.

— Неужели? Но прежде чем вы разгромите мои теории заговора, я бы предложил вам взглянуть на себя в зеркало. Вы, дорогуша, объект еще одного назревающего «заговора».

— Я?

Бонни мрачно кивнул:

— Завтра-послезавтра кто-нибудь подойдет к вам, приставит пистолет к спине и нажмет на спусковой крючок. И все — гуд бай, Дженни, гуд бай, беби. Полиция скажет «ограбление». Ну, или «немотивированное убийство». Все согласятся, что да, трагедия, конечно, но дело закроют. Только начните бормотать что-нибудь про клуб, и вы увидите, как на вас посмотрят.

— Но… но… — Дженни чувствовала себя совсем брошенной и жутко одинокой. Взяв кружку, она допила оставшееся пиво. — Господи! — чуть слышно вздохнула она.

— Все эти события обязательно должны быть где-то записаны, — почти шепотом произнес Саймон Бонни. Его взгляд снова стал полоумным, а нижняя челюсть задергалась во все стороны сразу. — Гамильтон был педант и строго следил за ведением протоколов, чтобы потомки узнали о его полезных для страны деяниях. Отцы-основатели всегда были страшно тщеславны: всех их волновало, как они будут выглядеть в истории. Поэтому и строчили без устали — дневники, письма или газетные статьи. И каждый пытался переплюнуть другого. И Шотландец Нат от других не отставал, тоже вел записи. Должен был вести. Из них только он один не состоял на правительственной службе. Ясно, что многие собрания проходили и у него дома. Он жил на Уолл-стрит по соседству со своим лучшим другом, мистером Гамильтоном. — Профессор вдруг замолчал и испуганно посмотрел на Дженни. — У вас нет его сейчас при себе? Телефона?