Эндрю Уилсон - Лживый язык

— После я постарался изменить свое отношение к Дэвидсону. Во всяком случае, вел себя с ним не так, как раньше. Например, хоть мне это и не нравилось, мы вместе работали в дискуссионном клубе…

— Да, да, как раз об этом я и хотел вас спросить.

— Валяйте.

— Вам известно, что идею… идею своего романа Крейс позаимствовал у вас?

— Как это?

— По словам Криса, вы были в классе, беседовали о… кажется, о демократии, так?

Я захлебывался словами, глотая окончания.

— По-моему, вы тогда первый раз пришли на заседание клуба, после того как Крейс увидел, что вы пристаете к Крису в коридоре. И вы сказали, что у вас есть хорошая тема для беседы, и предложили обсудить возможность убийства директора школы. Крейс это услышал, записал ваши слова, и та идея легла в основу его книги.

Левенсон был изумлен и озадачен.

— Честно говоря, ничего такого я не помню, это было так давно. Но если это так, значит, ему повезло. По крайней мере, он использовал только мои слова, а не меня самого.

— Прошу прощения?

Я знал, что он хотел сказать.

— Поэтому те ребята покончили с собой. Поэтому покончил с собой Дэвидсон. Все по той же причине. Я говорю это для вашего сведения. Как вы поступите с этой информацией — ваше дело. Можете включить ее в свою книгу, мне все равно. Главное, на меня не ссылайтесь. Ясно?

Я кивнул.

— Что ж, ладно. — Левенсон глубоко вздохнул. — Он путался с ними. Совращал малолетних или как это там называется. В выборе мальчиков был очень осмотрителен. Выбирал только определенный тип, впечатлительных, уязвимых, так сказать. К таким, как я, не рисковал подкатывать.

Теперь все начинало вставать на свои места, обретало смысл — ужасный, чудовищный смысл.

— Вы знали об этом тогда?

— Что вы, нет. Нет, конечно. Никто из нас не знал. Это стало известно позже, гораздо позже.

— Как вы узнали?

— От Ноулса. Он рассказал о том, что происходило, незадолго… перед самой смертью. По окончании школы мы продолжали поддерживать связь друг с другом. Он поступил в университет, я пытался сделать карьеру в качестве регбиста. Но увы. Слишком много травм, упущенные возможности. В общем, что бы это ни было, прославленного регбиста из меня не получилось, и я в результате вернулся сюда. Однажды в лондонском пабе я встретился с Ноулсом, он жутко напился, я тоже, и он все рассказал. Сначала я думал, что он шутит, а потом смотрю — он слезами заливается, чуть ли не в истерике бьется. Страшное зрелище. Ноулс сказал, что пытался забыть об этом, и ему это удалось — на несколько лет, а тут недавно он начал встречаться с девушкой, и воспоминания опять нахлынули. Я, как мог, успокаивал его, но вскоре после той нашей встречи узнал, что он… покончил с собой.

— Ужасно, — тихо сказал я.

— Да. И все из-за этой твари Крейса.

Левенсон выплюнул имя Крейса, словно яд.

— После гибели Ноулса я перестал думать об этом, пока не узнал, что Уорд покончил жизнь самоубийством, а потом, еще через десять лет — Флетчер. Слишком явное совпадение. Все ребята были участниками дискуссионного клуба Крейса, будь он проклят. В голове не укладывается, как мы могли об этом не знать, ведь все это происходило у нас под самым носом.

— Как это началось? В случае с Ноулсом.

— Он сказал, что Крейс стал выделять его, относился к нему как к любимчику, хвалил, занимался с ним дополнительно, сулил золотые горы, обещал, что он поступит в Оксфорд и в один прекрасный день станет знаменитым писателем. И все в таком духе! Но истинные намерения у Крейса были другие…

Левенсон помолчал немного и продолжил:

— Ноулс сказал, что после смерти Дэвидсона его все чаще посещало уныние. Эти двое, Крис и Мэтью, тесно общаясь в дискуссионном клубе, стали близкими друзьями. Но Ноулс понятия не имел об отношениях Дэвидсона и Крейса. В тот вечер, когда он напился и выложил мне все это, он признался, что самое страшное было то, что он больше не чувствовал себя особенным. Ноулс ненавидел Крейса за то, что тот сотворил с ним, и еще сильнее ненавидел его за предательство. Мерзость, да?

— Он говорил вам что-нибудь о Крисе? О том, как тот умер?

— По большому счету, нет. Сказал только, что после похорон он навестил мать Дэвидсона и в ходе разговора спросил у нее, знает ли она, почему ее сын захотел свести счеты с жизнью. Она была очень расстроена, бедная женщина, и отказалась говорить на эту тему. Но при этом все твердила одну фразу: «Он больше не принадлежал сам себе». Чертов извращенец! Да, Дэвидсона я всегда считал слизняком, но так поступить с ним…