Эндрю Уилсон - Лживый язык

— Вот, смотрите, — сказала она, водя пальцем по листу. — Адреса этих бывших учеников, Грисона, Даунинга, Симмонса, Купер-Льюиса, Олдермана, Джоунса и Бут-Клибборна, я нашла.

Это были те имена, что я выбрал для отвода глаз.

— Где искать Левенсона, вы, слава богу, знаете. Мисс Чанинг, боюсь, не оставила адреса, так что связаться с ней мы не можем. А остальные, как это ни прискорбно… даже не знаю, как сказать… в общем, Мэтью Ноулс, Тимоти Флетчер и Дейвид Уорд — все они умерли.

— Вы уверены?

— Да, это отмечено в их личных делах.

— Когда они умерли?

— Все в разное время. — Миссис Барик стала всматриваться в свои пометки на листе со списком. Рядом с тремя фамилиями стояли маленькие крестики. — Мистер Ноулс — в 1970-м, мистер Флетчер — в 1982-м и мистер Уорд — в 1973 году.

— Надо же, все такие молодые, — заметил я. — В документах сказано, от чего они умерли?

— Увы, нет.

— Да, и в самом деле печальные новости. — Я начал размышлять вслух. — Интересно, что с ними случилось?

— Одному Богу известно, — вздохнула миссис Барик. — Впрочем, что бы с ними ни произошло, для вас это теперь не имеет значения, верно?

Когда я собрался уходить, секретарша сказала, что сейчас она проверит автоответчик: вдруг Левенсон перезвонил. Он действительно звонил, очевидно, как раз в те минуты, когда я говорил с Лавинией. Он сказал, что, по всей вероятности, мало чем сможет помочь, и предложил встретиться у церкви через двадцать минут.

Адриану Левенсону было под шестьдесят, но он отличался могучим телосложением. Высокий, ростом не менее шести футов двух дюймов, широкоплечий, он выглядел именно тем, кем был — бывшим регбистом, переквалифицировавшимся в преподавателя физкультуры. Он и теперь еще был поразительно хорош собой. Обветренное морщинистое лицо, чуть приплюснутый нос, который, вероятно, он ломал несколько раз, непроницаемые темные глаза, густые серебристо-седые волосы. Когда мы здоровались, я заметил, что его ладони почти вдвое больше моих. От его рукопожатия у меня едва не занемели пальцы.

— Здравствуйте, мистер…

— Вудс. Адам Вудс.

— Точно. Рад познакомиться. Меня зовут Адриан.

Внешне он выглядел дружелюбным, но я чувствовал, что громила, которого описывал Крис в своем дневнике, может проявить себя в любую минуту. С ним нужно держать ухо востро, подумал я.

— Как видите, — начал он, показывая на свои спортивные штаны, которые были заляпаны грязью, — большую часть времени я провожу на открытом воздухе. Всегда так было. Занятия в помещении меня мало привлекают. Так что я стараюсь бывать под крышей как можно меньше.

— Было бы любопытно услышать ваши суждения. Я пытаюсь опросить как можно больше людей, имеющих самые разные мнения.

— А для чего вам это, говорите?

— Я пишу диссертацию по истории искусства. О выставленных для обозрения коллекциях…

— Боюсь, это выше моего понимания, — сказал Левенсон, вытирая мокрый нос тыльной стороной ладони. — Моя стихия — спортивные игры. Причем любые: футбол, регби, крикет, даже лапта с малышами. Во все люблю играть. А вы спортом занимаетесь?

Когда я сказал, что не занимаюсь, на лице Левенсона отразилось разочарование, будто я не оправдал его ожиданий.

— Впрочем, это неважно. Так что вы от меня хотите?

— Думаю, для начала нам стоит зайти в церковь, пройдемся там. Знаю, вы говорили, что никогда особо не обращаете внимания на интерьер, но может быть, увидев кое-какие предметы или изображения, все же вспомните что-нибудь интересное?

— Что ж, ладно, — согласился он, вытирая подошвы грязных кроссовок о коврик из волокна кокосовой пальмы. — Только сразу предупреждаю, на мою помощь особо не рассчитывайте.

Мы вошли в холодное сырое здание церкви: тишину нарушало только наше дыхание, и повсюду царил полумрак, внушавший суеверный страх.

— Честно говоря, я прихожу сюда только по строгому распоряжению директора, — подал голос Левенсон. — Никогда не любил здесь бывать, даже в школьные годы. Мне тут жутко становится, аж в дрожь бросает.

Я достал свой блокнот и принялся записывать отрывки нашей беседы. Нужно было делать вид, будто мне интересны суждения Левенсона относительно церкви и представленной здесь коллекции. Мы прошли через арку, потом под галереей, на которой был установлен орган, и остановились в сокровищнице. Я включил свет, озаряющий стеклянную витрину.

— Помните, чтобы какая-то из этих реликвий произвела на вас особое впечатление, когда вы учились здесь?