Алексей Яковлев - Астральный летчик

— Это я! Я! Я! Виноват, — быстро закивал Алик. — Извини, командир. Я тупой. Объясни бедному тупому островитянину, как это вы в Афгане бомбами и танками, напалмом и ракетами спасли мир на всей планете?! Объясни! Учитель!

Вова, презрительно улыбаясь, смотрел на взволнованного Алика.

— Я тебе лучше анекдот расскажу.

— Притчу? — Очкастый поднял вверх руки. — Учитель! Давай притчу. Я пойму. Я способный!

Андрюша с наслаждением доедал «Пиратскую похлебку» и вполуха слушал эту ахинею; в горах он наслушался «диспутов» и покруче, а похлебка была отменная.

— Был такой анекдот,— закурив, начал Вова.— Встречаются на Невском двое. Наш и иностранец. Иностранец спрашивает: «Слушай, где тут у вас ближайший фирменный колбасный магазин? Очень хорошей колбаски захотелось». Мужик подумал и отвечает: «Ближайший? Ближайший колбасный у нас в Хельсинки». Ты меня понял? — И Вова принялся за похлебку.

Алик глядел на Батыя с удивлением и восхищением.

— За-ме-ча-тель-но!… Значит, если бы не Афган, вы бы за колбасой в Европу поехали?! На танках?! Так? Так я тебя понял, командир?

Батый доел остывшую похлебку, бросил ложку, угрюмо откинулся на спинку стула:

— Если бы не Афган, мы бы Европе такую мясорубку устроили! Фарша бы на всех хватило.

Алик тихо сидел, положив голову на руки, и внимательно смотрел на Вову.

Андрюша оглядывался через плечо, искал, куда пропал официант с «Попугаями». Батый шлепнул его по плечу:

— Боец, иди-ка свистни халдея.

— Да, — встрепенулся вдруг Алик. — Халдей на кухне. Ты на кухню зайди. — И он заговорщицки подмигнул Андрюше. Андрюша его не понял.

Андрюша пошел к стойке, увидел, как Вова сам стал разливать водку, догадался, что прапор специально отправил его, чтобы не смущать. Андрюша оценил бы Вовин такт, если бы знал, почему Вова не дает выпить ему в его праздник.

На кухне скучала у плиты молоденькая румяная повариха в огромном накрахмаленном колпаке. Андрюша спросил у нее про официанта. Повариха смотрела на него сильно подведенными глазами. Смотрела и ничего не отвечала. Андрюше даже неудобно стало за свой десантный прикид, за голубую наколку на плече.

— Что ты тут делаешь, солдатик? — спросила тихо повариха. — Как ты сюда попал?

Накрашенные бровки стали домиком. Белый короткий халатик, надетый на голое тело, облипал и просвечивал. Андрюша смутился.

— Да я тут по делу…

— Какие тут дела? — Повариха грудью привалилась к высокому прилавку. — Они даже не жрут ни хрена. За целый вечер только две курицы сделала.

Повариха вдруг подмигнула Андрюше маслеными глазами, обоими сразу, придвинулась ближе и зашептала:

— Подожди меня у входа. Я только один заказ сделаю. Я быстро. Мы с тобой славно твой праздник отметим, солдатик. Я тут рядом живу. — Влажной рукой она взяла Андрюшину руку прямо у наколки с парашютом. — Подождешь? Не пожалеешь…

Андрюша онемел. Голова закружилась. Он резко выдернул руку и пошел к выходу.

— Ваш халдей воздухом дышит. Курит у входа, — с придыханием говорила вслед девица. — Подожди, не пожалеешь…

Андрюша пошел в гардероб. На ходу обернулся. Алик висел над Вовой, что-то ему тихо втолковывал, постукивая по столу перевернутой ладонью. Вова тупо глядел в темноту.

У открытых дверей курили халдей и вышибала. Андрюша отправил халдея на кухню, за «Попугаями». Тот не спеша докурил, перекинул салфетку через плечо и с достоинством ушел.

Андрюша постоял у дверей, подышал прохладой. Ночная Нева оживала. На реке гулко стучали двигатели. Вверх-вниз скользили красные и зеленые огоньки. За Крузенштерном ошвартовались самоходные баржи, буксиры, парусники. Ждали развода мостов. Громко смеялась у трапа чья-то девчонка. Андрюша вздохнул и пошел обратно в душный зал.

Через дверь увидел, что Алик все так же висит над Вовой. Официант с «Попугаями» еще не появился. Андрюша пошел в туалет освежиться. Открыл холодный кран, подставил горячие ладони. Вода была теплая, светло-коричневая. Не освежала. Андрюша сполоснул лицо, стряхнул ладони, поглядел на себя в зеркало и вздрогнул. Из зеркала ему улыбался седой загорелый человек с разными глазами — одним серым, другим черным. Ласково так улыбался. Но от его улыбки стало нехорошо. Андрюша обернулся, мужчина ему подмигнул черным глазом и вышел из туалета.

Андрюша смочил голову. Пятерней пригладил волосы. Кафельная плитка вокруг зеркала была изрисована, исписана. Мат. Похабщина жуткая, а прямо над зеркалом красной губной помадой: «Кто хочет остервенелую блядь?» И телефон, который начинался на пятьсот сорок два. Андрюша опустил голову, сплюнул, стараясь не глядеть наверх, еще раз пригладил волосы и вышел.