Майкл Грубер - Ночь Ягуара

— Я не могу, — ответил Кукси. — Но многие родители молятся, чтобы у их детей были хорошие сны. Может быть, дело именно в этом.

— Молятся? Ты хочешь сказать, просят Йан'ичупитаолик? Нет, это было что-то другое. Надо будет подумать об этом побольше.

После этих слов индеец исчез в тени.

— О чем это он, а? — спросила Дженни.

— Да так, трепотня, — беззаботно ответил Кукси.

— Это не было похоже на трепотню, — возразила Дженнифер, которой шампанское придало смелости. — Больше было похоже на серьезный разговор. А где он живет, с тех пор как убежал?

— На дереве. Похоже, он доволен. Да, он говорил серьезно. Думаю, сегодня ночью он собирается кого-то убить.

— Господи! И кого?

— Наверное, одного из тех людей, которых он считает ответственными за вырубку его леса.

— Ты можешь его остановить?

— Я — нет. Да и в любом случае он не думает, что делает это сам. По его убеждению, это делает человек на луне, или Ягуар, как он называет своего бога.

Кукси поднял глаза на небо, к звездам.

— А что, если подумать, то там вполне можно увидеть ягуара. А можно и что-нибудь другое. Некоторые люди говорят, будто это старая женщина с мешком на спине. В некоторых частях Европы — это груженый воз, сокровище Шарлеманя.

— Но ведь это просто игра воображения. Разве нет?

— Это зависит от того, что понимать под воображением. Или фантазией. Мы с тобой только что говорили о разуме, и вот пожалуйста — хороший пример. Наше воображение в кооперации с некоторыми особенностями нашего разума позволило создать телевидение и ядерные бомбы. А в его представлении существует возможность проникать в сны людей и манипулировать массой и энергией совершенно иначе, чем это делаем мы. Ты помнишь отпечаток его ступни? Моя мать клялась, что собственными глазами видела, как шаман поднимался по вертикальному стволу дерева, вышагивая, словно по улице, а она, смею тебя заверить, не тот человек, которого было легко обдурить. Мойе, так сказать, воображает, что может превратиться в ягуара, но для него это вполне реально, и, честно говоря, я не исключаю, что каким-то странным образом он и правда умеет это делать.

Дженни почувствовала, как из ее горла вырвался булькающий смешок.

— Да это же дурдом, — пробормотала она, но осеклась, вдруг вспомнив эпизод в зоопарке, в клетке с ягуаром.

— Кажется, в бутылке еще чуть-чуть осталось, — заметил Кукси, осушив свой бокал. — Хочешь?

— Нет, спасибо. У меня уже и так кружится голова.

Он кивнул.

— Ну что ж, тогда спокойной ночи. Я и сам малость перебрал, а хочу еще почитать перед сном. Пойду. Я оставлю для тебя в рабочей комнате свет.

Когда он ушел, Дженнифер спустилась по дорожке к пруду и села на низкую каменную скамью, стоявшую у воды. Луна, оседлавшая верхушку дерева, одновременно ярко подрагивала на поверхности темной воды и обращала маленький водопад в поток серебра. Девушка уставилась на лунную рябь, чувствуя себя странно, и не только от вина. Она поискала объяснение и поняла, что у нее нет слов, но почему-то ей не удавалось и просто отдаться течению, и погрузиться в лишенные мысли глубины, как она делала всю свою жизнь. Слишком уж много всего вдруг собралось в ее голове: и эта оса, и история с присвоением насекомому ее имени, и рассказ Кукси о его жене, и вообще все, что относилось к жизни, о которой она не подозревала. То есть нет, конечно, она видела что-то в этом роде по телику и в кино, но все это не имело к ней никакого отношения, а тут вдруг оказалось, что она причастна к этому в Настоящей Жизни. Дженни поймала себя на мысли, что она стоит на пороге жизни, осознала, что после сегодняшнего дня цветов и рыбок будет уже недостаточно. Ее терзала тоска по тому, какой она была, и смешанное со страхом томление по другой жизни, от которой было уже не спрятаться в ставшее вдруг слишком тесным убежище уверенности в том, что она для этого слишком тупая.

И тогда она заплакала, молча, как научилась делать давным-давно в чужих домах, где не любили плаксивых детей. Ее лицо исказилось, уподобившись трагической маске, она обхватила себя за плечи, раскачиваясь взад-вперед на гладком камне, а из горла вышел приглушенный хнычущий звук, как у потерявшегося котенка. Ей было непривычно плакать на открытом воздухе. Раньше она это делала только во время припадка в какой-нибудь запертой кладовке. Или в кабинке школьного туалета для девочек, где она пряталась от дразнивших ее детей.

Однако о том, что это необычно, она подумала, уже отплакавшись, и тут поняла: ведь это новый для нее тип мышления — рассмотрение отражения жизни. Кукси сейчас продемонстрировал ей, как это делать: нужно посмотреть на жизнь со стороны, словно это кино. Но пока она плакала, она вообще ни на что не смотрела и ни о чем не думала.