— Нам, конечно, надо будет опубликовать статью и получить подтверждение от международного научного сообщества, но тут, полагаю, никаких проблем не возникнет. Ну а что касается названия — я предлагаю P. jennifer. Как тебе?
— Это что, в честь меня?
— Конечно тебя! Кто сделал это открытие, если не ты? Ты добилась бессмертия, моя дорогая. Твое имя будет жить вечно или, по крайней мере, до последнего предсмертного содрогания нашей научной цивилизации, и поколения аспирантов будут повторять его, готовясь к экзаменам. Что ты об этом думаешь?
— Ну, ни фига себе! — воскликнула Дженнифер.
— Такое событие требует шампанского, — провозгласил Кукси. — Давай посмотрим, что есть у Руперта в его обширных подвалах, а?
Во Флориде дома строили без всяких подвалов, уж это-то Дженни знала, но поскольку одно чудо уже случилось, она стала ждать продолжения праздника, и действительно, в скором времени профессор вернулся с детской улыбкой на лице, двумя большущими бутылками и парой парадных хрустальных бокалов Руперта, которые доставали только для торжественных обедов. Дженни видела, как подают шампанское в кино, но никогда его не пробовала. Собственно говоря, до того, как она поселилась в усадьбе, весь ее опыт по части вина ограничивался дешевым крепленым пойлом, которым бездомные спасались от холода. Правда, с тех пор ей доводилось пробовать и настоящее вино, по большей части из оставшихся недопитыми бутылок на приемах, которые давал Руперт для богатых гостей. Кевин таскал его с кухни, пытаясь не попасться, к самому же вину демонстрировал всяческое презрение, как к элементу буржуазного снобизма, и читал ей этикетки, передразнивая манеру говорить богатеев — в своей версии.
Дженни ему поддакивала, но вино ей нравилось — во всяком случае, его послевкусие. Это было ощущение, для которого у нее не имелось определения, но которое давало ей представление о том, что у правильных людей и жизнь правильная, не как у бродяжек вроде нее. Пробовать вино было для нее примерно тем же, что слушать умные разговоры, в которых используются непонятные ей слова.
По ее представлению, глядя на нее, что-то похожее могли чувствовать плававшие вокруг нее рыбки. Видеть в ней некое чуждое существо, живущее в иной среде более высокой жизнью. Такие мысли, теснясь в ее голове, порой порождали смутное недовольство, но и только, ибо не было субстрата, в котором они могли бы укорениться. Кевин делил весь мир на «дерьмовых богачей и бюрократов», с одной стороны, и «народ» — с другой, и Дженни подозревала, что относится к последнему, но все же изредка задумывалась об этом, и ей почему-то казалось, что все тут не так просто. Она оставалась открытой для физического удовольствия — рыбный пруд, цветы, «Шато Марго» — и на каком-то глубинном уровне понимала, что в этом она отличается и от Кевина, и от скучных или злющих фермерских жен Айовы, которые воспитывали ее по поручению государства.
На вкус шампанское напоминало ароматизированный воздух, словно и не питье вовсе. Кукси лил его в горло, как воду в пустыне, и в ее бокал тоже подливал постоянно. Он вставил CD в стерео в своей спальне, и полилась музыка.
Неплохая, подумала Дженни, не такая, как обычно, в которой вообще не было слов или визгливое пение на испанском или каком-то языке, который она не понимала. На сей раз женщина пела по-английски только в сопровождении пианино, и слова можно было разобрать, как в песнях кантри. И никаких ругательств.
— Клео Лэйн, — сообщил Кукси, хотя она не спрашивала, а потом снова наполнил свой бокал и начал говорить без остановки.
Восхищался вином, сравнивал с другими сортами, рассказывал обо всяких оказиях с шампанским, о том, как оно взорвалось на свадьбе его сестры, о своем доме неподалеку от Кембриджа, о тамошней сельской местности с ее флорой и фауной, о доброте и мудрости своей матери, о том, как в детстве отец брал его в Норфолк наблюдать за насекомыми и птицами, о тамошних топях, их сходстве и различии с болотами Флориды, о своей любви к низкой, плоской сырой местности, о странности того, что так много времени своей жизни он провел в дождевых лесах, о приключениях в джунглях, чудесных спасениях, странных обычаях туземцев, не менее странных обычаях коллег-биологов, завораживающей красоте огромных деревьев, оплетенных лианами, украшенных цветами, покрытых суетливой, летающей, ползающей жизнью. И во всем этом присутствовала Порция — напрямую о ней Кукси вроде бы и не распространялся, но все картины оживали именно тогда, когда он упоминал о ней.
Читать дальше