— Я требую, чтобы мне дали позвонить, — заявляет он, когда Воорт, сложив переднее сиденье, заталкивает его назад.
Воорт достает вторую пару наручников. Дергает Стоуна за закованные запястья, чтобы тот сел лицом к окну. Второй парой наручников прикрепляет первую пару к ручке двери. Стекла подняты, машина трехдверная, поэтому выбраться Стоун мог бы только через переднюю дверь.
— Что это за машина? — спрашивает Стоун. — Здесь даже нет ни антенны, ни полицейского радио. Где мигалка?
Воорт ждет, чтобы пешеходы перестали обращать на них внимание. Потом наклоняется совсем близко к Стоуну — настолько, что чувствует, кроме запаха пота, исходящий от костюма запах химчистки.
— Где мой напарник? — задает вопрос Воорт.
Лицо Стоуна меняется, словно отражая меняющиеся мысли. Мгновения назад он думал о поездке в тюрьму. О звонке адвокату. О некоей удобоваримой сумме, которую можно предложить в качестве залога.
Возможно, и о быстром, тайном отъезде в аэропорт.
В душе Воорта будто что-то щелкает. Руки двигаются словно сами по себе. Кулак бьет Стоуна чуть ниже грудной клетки. Воорт вкладывает в удар всю свою ярость, всю свою силу. Стоун коротко вскрикивает. Со стоном наклоняется к Воорту. На глазах слезы. Изо рта сочится слюна.
— Не дергайся, и с тобой все будет в порядке, — говорит Воорт.
— О Боже! — хрипит Стоун. — За что?
Воорт никогда не бил подозреваемых — если его не провоцировали физически, — и от прилива адреналина чувствует и тошноту, и возбуждение. В ушах стоит рев, словно какофония города — вся его неистовая энергия — нашла новый источник ярости и пищи, словно заманила еще одну душу шагнуть за край, вниз, вниз, по глубочайшим туннелям, в черную, терпеливую землю.
Воорт вжимает «зиг» Стоуну в бок, так что тот отшатывается, стиснув зубы и тяжело дыша.
— Дай мне любой повод. Вообще любой. И радуйся, что мне еще нужен предлог.
По улице проезжает нормальная патрульная машина, полицейские смотрят в окна, осматривая улицу и здание, лениво скользя взглядами по двум спокойно беседующим мужчинам в «субару» на обочине. Когда Стоун отводит от них глаза, машина сворачивает за угол, и ее выхлопные газы растворяются в сером тумане.
— Леон Бок, — произносит Воорт.
— Что? Что вы сказали? Что это за имя?
Воорт чувствует запах аммиака и пота. Густой, тяжелый запах, к которому добавляется еще и терпкость одеколона.
Телефон снова жужжит. Как шершень. А жалит еще хуже.
Воорт пересаживается вперед и запускает двигатель. Машина трогается с места. Они едут на запад, прочь от Полис-плаза, 1.
— Ради тебя самого будем надеяться, что Бок и впрямь так верен тебе, как говорят, — произносит Воорт.
Стоун молчит. Похоже, все его сознательные усилия сосредоточены на том, чтобы просто дышать.
Но потом он понимает, что отрицать не просто бессмысленно. Сейчас это даже, пожалуй, не в его интересах. Стоун шепчет сквозь боль:
— Он-то верен, но мне это обойдется дороже.
Воорт делает вдох и берет надрывающийся телефон.
— Где ты? — сердито спрашивает Бок.
— Меняю предмет сделки.
Мальчик узнает о снайпере, сидя в кресле парикмахера, но в салоне «Лучшие стрижки» настолько шумно, что звук выстрела, пусть даже и за три квартала, не услышать. Май месяц, суббота. Восьмилетний Конрад с папой проехали подземкой до Проспект-Хайтс и зашли быстренько постричься, прежде чем отправиться на обед к дяде Виму.
Конрад предвкушает, как будет играть в мяч с любимыми кузенами. Грег. Спрус. Марк.
Ему неловко слушать, как приятно пахнущая латиноамериканка охает и ахает над его густыми волосами, проводя электрической машинкой вверх по загривку.
— Моя сестра работает на Эй-би-си. Занимается подбором актеров, — говорит она. — Попроси папу сводить тебя на пробы. Какой красивый мальчик!
Голос Майкла Джексона несется из динамиков под потолком, другие мальчики ждут своей очереди, рассматривая номера журнала «Спортс иллюстрейтед». Конрад чувствует странное возбуждение от мягкого прикосновения груди к плечу, но слегка отвлекается на папу: в зеркале видно, как на улице Билл увлеченно разговаривает с любителем бега в спортивных трусах.
Что-то там не так, понимает вдруг Конрад. Бегун выглядит расстроенным, говорит быстро, тычет пальцем на запад, в сторону квартала Вима. Папин расслабленный «субботний» вид сменился «позой копа»: плечи расправлены, шея вытянута вперед, тело подобралось. Он наклоняется к человеку в штатском.
Читать дальше