— Зная братьев, я бы сказал, что брал. Они не из тех, кто регулярно получает взятки. Может быть, один раз. Разок.
— Ага, ты бы и про этот один раз, возможно, не подумал.
— Эта семья живет впроголодь, — огрызается Грег.
— Когда случился пожар?
— Десять дней назад на «Линде», их главном судне.
«Двое из четверых, расписавшихся в книге регистрации в библиотеке, — искавших „Гусара“ — погибли».
Потом мелькает еще одна мысль: «Я один из двоих оставшихся».
Но Грегу он говорит только:
— Если страховая компания отказывается платить, они, вероятно, считают, что это был поджог.
— О, даже Кэп Макгриви так считает.
— Тогда чего же он хочет от меня? — Но потом Воорт понимает. — Кто это сделал?
— Ага. Если это не сыновья, то кто же?
Прямо по курсу все ближе знакомый рыжеватый берег Стейтен-Айленда: мозаика паромных причалов, буксирных стоянок и заброшенных участков.
— Расскажи мне немного об этой семье, — просит Воорт, думая при этом: «Не исключено, что сыновья виновны».
«Анна» с пыхтением движется по узкому каналу Килл-ван-Калл, отделяющему Стейтен-Айленд от Нью-Джерси. Пахнет ядовитыми испарениями и химикатами. Приземистые, круглые нефтехранилища на джерсийском берегу выглядят так, словно их ввинтили в землю.
— Они — мелочь, Конрад. Одна из последних семей в буксирном бизнесе. Когда-то были сотни. А теперь только мы, Брауны. Макаллистер…
— Макаллистер — гигант.
Грег кивает.
— Крупные и мелкие компании. Моран и Макаллистер держат девяносто процентов бизнеса. Мелкие довольствуются остатками или помогают. В самом низу — баржи Макгриви. И даже не все баржи, потому что их буксиры — старые модели с одним двигателем, а по закону положено иметь два винта, иначе нельзя перевозить нефть. Тридцать лет назад мощности буксиров Макгриви хватало, чтобы тянуть корабли. Но теперь корабли стали слишком большими.
— Значит, ребята работают по сниженным ценам, — говорит Воорт.
— Верно. Нужно перевезти контейнер с песком, подъемный кран — получи скидку у Макгриви. Но деньги иссякают. Еще пара лет, и половина семейных предприятий исчезнет.
Воорт сравнивает обязательства перед чужими людьми. Перед найденным в реке утопленником-таксистом и убитым горем стариком, другом кузена Грега. И спрашивает:
— Способен кто-то из работников Макгриви устроить пожар? Макгриви мог бы получить страховку, если кто-то из членов семьи неплатежеспособен… если были какие-то обиды.
— У них был один помощник. Он тоже погиб. Это семейный бизнес, кузен. Кэп Джек не может больше работать. У него правая нога не действует. Он сидит дома диспетчером, а его жена Элис ведет бухгалтерию. Сыновья управляют буксирами. Они все рыщут в поисках работы. Иногда им везет, и их нанимают телевизионщики… ну, знаешь, съемочная группа нанимает лодку на день. Но обычно это «коровы» — изо дня в день.
Мобильник Воорта жужжит. На этот раз звонит Микки.
Выйдя на палубу, Воорт видит, как приближается причал; «Анна» подходит к залатанному пирсу, где люди в защитных масках что-то сваривают на стоящей в доке «Мари». Воорт понимает, что, раз Грег так и не повернул назад, они отправляются к Макгриви.
— Здорово, Кон! — раздается в трубке голос Микки. — У твоей новой подружки такой сексуальный голос!
Перед мысленным взором Воорта возникает Тина Тадессе; с видением приходит чувство вины.
— Звать Люси, — продолжает Микки. — Фамилия не имеет значения. Хочет поговорить с «клевым копом», который раздал визитки по всей Тридцать первой улице, выпытывая сведения об Озаве.
— Она может назвать место и время?
— Ну, эта секс-бомба ни черта мне не сказала, когда поняла, что я не клевый коп. Десять минут назад я дал ей твой сотовый номер. Трудно быть клевым.
— Я проверю автоответчик. — У Воорта оживает надежда на возможный прорыв. Он опрашивал проституток Уэст-Сайда, чтобы узнать, не видел ли кто из них подозреваемого по этому делу.
Теперь он слушает сообщение «Люси».
«(Хи-хи.) Если это тот детектив, который спрашивал о нападении на Тридцать первой улице, то я не уверена, что видела того человека, но в ту ночь я говорила на Двадцать восьмой с одним парнем…»
«Еще один район для патрульных машин».
«…который сутулился, как вы говорили, и с губами у него было что-то странное. Он говорил как-то боком».
Возбуждение усиливается. Убийство произошло на следующий день после того, как племяннику судьи Озавы удалили гнилой зуб. В ночь убийства он из-за этого мог невнятно говорить.
Читать дальше