Итан Блэк - У Адских Врат

Быстрый взгляд на Коннора. В глазах детектива пустота, словно он сосредоточился на чем-то очень далеком. Бок видел такой взгляд у людей во время пыток. Они уходят в себя, пытаясь отключить нервные окончания и сознание от внешних ощущений. Стараются отвлечься, чтобы забыть о боли. Делаются покорными, но в конечном счете ничего не получается, если Бок решает надавить сильнее.

Пальцы у Микки сломаны. Вывихнутые руки согнуты под странными углами. Если даже Микки доберется до церкви — если до этого дойдет, — он не сможет помочь Воорту.

Бок спрашивает Микки:

— Сколько с ним людей?

Риторический вопрос. Откуда Микки знать. На экране «Палма» уэйн-хиллзский олень по кличке Дружелюбный говорит: «Приходите в старинную голландскую церковь по субботам, мои человеческие друзья. Это единственный день, когда мы открыты!»

В церкви Воорт продолжает задавать юристу вопросы, мысленно восстанавливая, что произошло на «Кандейс». Вот «инвесторы» Стоуна, одетые для прогулки на яхте, легко поднимаются на борт парами и поодиночке. Они приехали в Нью-Йорк — Большое Яблоко, — чтобы посмотреть шоу, пройтись по магазинам, прокатиться на стоуновской плавучей криминальной мини-ООН по Ист-Ривер. Клиенты желают изучить Стоуна вблизи, пока он отслеживает движение их драгоценных песо, злотых, евро, шекелей… обращенных в респектабельность в новой стране.

Эти люди не довольствуются ежемесячными выписками по почте. Они хотят видеть лицо.

На «Кандейс» все улыбаются, пьют колу, трахаются. Но унимаются, когда включается ноутбук и на экране появляются схемы.

Бахус, бог удовольствий, развлекается на яхте Стоуна.

— Что произошло с «Кандейс»? — спрашивает Воорт.

— Столкнулась… с баржей.

— Макгриви работали на тебя?

Кровь капает на паркет. Стоун переступает с ноги на ногу, размазывая кровь по полу, и качает головой.

— Я заплатил им, чтобы не сообщали о происшествии… они хотели еще.

— Клиенты были на яхте, когда она пошла ко дну?

Человек с завязанными глазами покачивается.

— Я высадил их раньше.

Когда Воорт говорит, Стоун смотрит в другую сторону, словно слух обманывает его, подсказывая, что Воорт стоит где-то в другом месте.

Воорт представляет себе оставшиеся на столах пустые бутылки из-под водки и колы и женскую одежду (бюстгальтеры, туфли на шпильках) в каюте, благоухающей туалетной водой, духами, возбуждающим запахом секса. Сам Мистер Пять Процентов — тоже размякший от алкоголя или наркотиков — ведет свою любимую яхточку сквозь туман.

— Мы столкнулись в Адских Вратах, — говорит Стоун.

— Зачем было убивать таксиста?

Стоун медлит, и Воорт бьет его рукояткой пистолета в челюсть. Юрист визжит. Кажется, что в церкви есть еще какое-то существо. Животное, жившее в глубине души Воорта, теперь вырвалось на свободу. Бок сам разбудил его на автозаправке.

Когда Стоун начинает говорить снова, голос приглушен. Слышится хруст, словно сустав выбит.

— Мы не знали, что он таксист. Просто охотник за кладами. Он задавал вопросы. Мы боялись, что он как-то связан с полицией.

«Боку уже пора бы позвонить. У меня осталось время всего на один вопрос», — думает Воорт. Диктофон крутился все это время.

— После того как «Кандейс» затонула, почему нельзя было просто оставить ее в покое, на дне?

— Нет гарантии…

Стоун не договаривает.

Не имеет значения. Воорт понимает. Не было гарантии, что яхта останется на дне, что ее или улики не прибьет к берегу. Воорт узнал достаточно, чтобы понимать, что буксиры и паромы оснащены гидролокаторами. Капитаны знают рисунок дна и очертания обломков. Что-то новое легко заметить. Рано или поздно, случайно или из любопытства, гражданские или полицейские ныряльщики туда доберутся. Стоун не мог оставить свидетельства своей деятельности там, где существует хотя бы минимальный шанс, что кто-то их найдет.

— Мне нужен врач, — скулит Стоун.

Его брюки порваны, от рубашки почти ничего не осталось, лохмотья измазаны кровью. Стоуна стошнило. Лицо осунулось, на губах остатки рвоты. Багровый туман перед глазами Воорта, кажется, немного рассеивается. Львы на витраже снова выглядят нормально. Стоун вдруг начинает вызывать скорее презрение, чем ненависть. На мгновение Воорт даже ощущает жалость.

Но потом Стоун говорит:

— Ты не сможешь это использовать.

Он приходит в себя? Это возможно?

— Ты ничего не сможешь мне сделать, — цедит юрист сквозь сломанные зубы. — Получив информацию таким способом. Ты все знаешь, но на самом деле у тебя ничего нет! — Он начинает кашлять. Или это смех? — Недопустимые доказательства, — хрипит он.