Аллан Фоллсом - День исповеди

— Да.

Пио вынул из бумажника карточку и протянул ее Гарри.

— Мне хотелось бы, чтобы вы ставили меня в известность о ваших передвижениях. На тот случай, если решите покинуть город. Если вы отправитесь куда-нибудь, где с вами будет затруднительно связаться.

Гарри взял карточку, опустил ее в карман пиджака и лишь после этого вновь взглянул на Пио.

— Вы сможете найти меня без всякого труда.

Кардинал Никола Марчиано сидел в темноте и прислушивался к ровному стуку колес поезда, который набирал скорость на пути от Милана к Флоренции и далее к Риму. За окном тусклая луна изливала на проплывавшие мимо итальянские пейзажи слабый свет — ровно столько, чтобы можно было убедиться в том, что снаружи что-то есть. Кардинал мельком подумал о римских легионерах, которые две тысячи лет назад проходили здесь под этой самой луной. Теперь они превратились в тени, как рано или поздно случится и с ним и его жизнь, как и жизнь тех древнеримских воинов, останется лишь едва различимой точкой на полотне времени.

Поезд 311 выехал из Женевы в восемь двадцать пять вечера, пересек швейцарско-итальянскую границу через несколько минут после полуночи и прибудет в Рим лишь в восемь часов утра. Долгий путь, особенно если учесть, что на самолете он занял бы всего два часа, но Марчиано хотелось спокойно подумать и побыть некоторое время в одиночестве, без посторонних.

Будучи служителем Господа, он обычно ходил в облачении, подобающем его сану, но сегодня, чтобы не привлекать ненужного внимания, оделся в деловой костюм. С той же самой целью он приобрел билет в отдельное купе спального вагона первого класса на имя Н. Марчиано. Без всякого обмана, и в то же время позволяет сохранить анонимность. Купе было крошечным, но в нем имелось все, что ему сейчас требовалось: место, где можно поспать, если у него возникнет такое желание, и, что важнее, передвижная сотовая станция, благодаря чему он мог пользоваться своим мобильным телефоном и не бояться, что кто-нибудь его подслушает.

Сидя в одиночестве в темном купе, он старался не думать об отце Дэниеле — об обвинениях, выдвинутых против него полицией, об уликах, которые она обнаружила, о взорванном автобусе. Все это осталось в прошлом, и он боялся возвращаться мыслями к этим событиям, хотя понимал, что ему неизбежно придется разбираться с их последствиями. Они, эти последствия, должны были определить его личное будущее, будущее церкви и всего остального, что сможет каким-то образом уцелеть.

Он взглянул на часы — цифры жидкокристаллического табло отчетливо светились в темноте зеленым.

1.27

Мобильный телефон, лежавший перед ним на столике, продолжал хранить молчание. Пальцы Марчиано отбили дробь на узеньком подлокотнике кресла, пригладили полуседую шевелюру… Затем кардинал наклонился вперед и вылил в стакан все, что оставалось в бутылке «Сассикайи». Это сухое, с богатым вкусом и ароматом вино изумительного красного цвета было мало известно за пределами Италии. По той причине, что итальянцы сами держали его в секрете. Италия полна тайн. Чем старше становился человек, тем больше он видел вокруг себя тайн и тем опаснее становились эти тайны. Особенно если человек достигал положения, обеспечивающего могущество и влияние, наподобие того, какого достиг к шестидесяти годам он сам.

1.33

Телефон все еще молчал. И кардинал уже начал тревожиться, вдруг что-то пошло не так, как надо. Но он не мог позволить себе подобных мыслей, пока не будет знать все наверняка.

Сделав маленький глоток вина, Марчиано перевел взгляд с телефона на портфель, который лежал поверх постланной постели. Внутри, в конверте, убранном под бумаги и немногочисленные туалетные принадлежности, лежал кошмар. Аудиокассета, которую передали ему в Женеве во время ланча. Она находилась в пакете с пометкой «срочно», но без обратного адреса или какой-то другой надписи, по которой можно было бы судить, кто его прислал, и была доставлена посыльным. Впрочем, прослушав запись, Марчиано сразу же понял, откуда и зачем отправили эту посылку.

Кардинал Марчиано занимал пост президента администрации Владений апостольского престола и в этом качестве принимал решения об измерявшихся в сотнях миллионов долларов капиталовложениях от имени Ватикана. И потому являлся одним из очень немногих людей, которые точно знали истинную стоимость активов и то, куда они вкладывались. Это была чрезвычайно ответственная должность, по самой своей природе подвергавшая занимавших ее той опасности, коей всегда подвержены люди высокого положения, — моральному и умственному разложению. Поддающиеся этому искушению обычно отличаются либо болезненной скупостью, либо крайним высокомерием, либо обладают обоими этими качествами. Марчиано не имел ни одного из них. Его страдания были порождены столкновением безграничной преданности церкви с жестоким обманом его доверия и любви. А его высокое положение в Ватикане усиливало страдания (если такое вообще возможно) еще во много раз.