Аллан Фоллсом - День исповеди

Марчиано медленно оторвал ладони от перил и вернулся внутрь, в замкнутое пространство своей комнаты, центром которой являлся телевизионный экран. На нем он видел то же самое, что и весь остальной мир: китайский город Хэфэй, с вертолета в прямой трансляции — сначала вид озера Чао, а потом множество огромных, похожих с воздуха на цирки-шапито шатров, установленных стройными рядами в городских парках, на открытой местности, поодаль от городских строений, а не появлявшийся в кадре корреспондент объяснял, что это такое: временные морги для умерших.

Марчиано резким движением выключил звук. Он будет смотреть на это, но слушать бесконечный комментарий — уже свыше всяких сил. Это был протокол, в котором во всех подробностях перечислялись его собственные преступления, совершенные, напоминал он себе вновь и вновь, в безнадежных попытках сохранить здравомыслие, поскольку Палестрина взял его заложником, используя его любовь к Богу и церкви.

Да, он был виновен. Как и Матади, и Капицци. Они все предоставили Палестрине свободу творить этот ужас. Но еще хуже, если, конечно, что-то могло быть хуже того, что он сейчас видел на экране, было знать, что Пьер Вегген уже принялся обрабатывать Янь Е. А китайский банкир, душевный и искренний человек, это Марчиано точно знал, должен быть глубоко напуган тем, что выглядело бунтом природы против попыток человека обуздать ее, и приложит все силы, чтобы убедить руководителей Коммунистической партии прислушаться к предложениям Веггена и немедленно приступить к масштабной перестройке всей китайской системы водоснабжения. Но даже если они и согласятся встретиться с Веггеном, для принятия окончательного решения потребуется время. Которого нет. Поскольку Палестрина уже направил своих диверсантов ко второму озеру.

Елена почти не смотрела на Гарри с тех пор, как помогла ему одеть и усадить в автобус Дэнни. Он склонялся к мысли, что она очень смущена ночным приходом к нему и своим признанием и теперь не знает, как выпутаться из создавшегося положения. Его очень удивляло, насколько сильно это событие подействовало на него и продолжало действовать до сих пор. Елена, эта умная, красивая, смелая и заботливая женщина, внезапно нашла самое себя и возжелала свободы, чтобы выразить свои чувства. А из того, как она явилась в темноте, босиком, к нему в комнату с глубоко личным признанием, он сделал однозначный вывод: она хотела, чтобы именно он помог ей в этом. Беда заключалась в том, что, как он сказал себе в тот самый момент, время было для этого самое неподходящее и ему следовало на корню пресечь все мысли о лирике — слишком уж много вокруг трудностей и опасностей. И поэтому теперь, когда машина спускалась с холмов по петляющей дороге, ведущей на север вдоль берега озера Лугано, а потом проезжала по виале Кастаньола, через реку Кассарате и по виа Серафино-Балестра до находившегося на виа Монте-Ченери небольшого, но щедро украшенного лепниной частного дома, он сознательно заставлял себя думать о том, что делать дальше.

Больше невозможно было продолжать метаться из одного места в другое в положении преследуемых преступников и рассчитывать на то, что кто-нибудь еще согласится им помочь. Дэнни требовалось тихое и безопасное место, где он мог отдохнуть и поправиться хотя бы немного, чтобы иметь возможность разумно поговорить с Гарри об убийстве кардинала-викария Рима. Не менее важно было отыскать солидное юридическое подкрепление. Гарри знал, что этими вещами он должен заняться в самую первую очередь.

— Приехали? — слабым голосом спросил Дэнни, когда отец Ренато поставил машину на ручной тормоз и выключил мотор.

— Да, отец Дэниел, — с полуулыбкой ответил отец Ренато, — слава богу.

Выходя из автобуса, Елена заметила, что Гарри, взявшись за ручку сдвижной двери, бросил на нее быстрый взгляд, но сразу же отвернулся к отцу Наталини, который уже открыл задние двери машины и достал оттуда инвалидное кресло. Отец Дэниел почти всю дорогу молчал и глядел в окно на проплывавшие там пейзажи. Елена готова была поручиться, что он никак не мог отойти после тяжелых и мучительных испытаний последних сорока восьми часов. Ему необходимо поесть, а потом выспаться, насколько возможно.

Отойдя в сторону, она смотрела, как Гарри и отец Наталини подхватили Дэнни под руки, усадили в кресло и быстро внесли по лестнице на второй этаж дома на виа Монте-Ченери. После того, что произошло минувшей ночью, она чувствовала скорее неловкость, чем смущение. В спонтанном эмоциональном порыве, который заставил ее отправиться к Гарри, она открылась сильнее, чем намеревалась, и уж, во всяком случае, намного больше, чем позволяли принесенные ею обеты. Но сделанного не воротишь. Теперь нужно было лишь решить, как себя вести. Потому-то она весь день не могла ни смотреть на Гарри, ни говорить ему что-либо сверх самого необходимого.