Марина Даркевич: Осенняя молния

Тотчас заговорили и другие участники стихийной сходки, и одновременно заработал «сурдопереводчик» в голове Ольги:

(Только вот странно: приходят почему-то как раз те, у кого либо детей нет, либо уже выросли, либо сыновья…)

— Ой, как жалко-то бедную девочку…

(Всего лишь очередная крашеная молодая сучка…)

— Да, такого жуткого случая у нас в городе еще не было…

(Да ладно, были похожие, и в девяностые, и при совдепии даже, когда участковую врачиху на ремни порезали…)

— Не представляю, как вообще можно так поступать?..

(Конечно, этот тип больной; я бы лучше просто трахнул, все равно потом никто заявы не пишет…)

— Говорят, смотреть невозможно было — даже менту какому-то приплохело…

(Эх, поглядеть бы, как такие вещи в реальной жизни происходят…)

— Как этих уродов только земля носит?..

(Да так и носит — вон взять Леху с «двадцатки», он же бабца своего с шестого этажа выкинул, а наш Корнила два года назад шлюху запинал до смерти, ниче им не было, хотя весь район знает…)

— И как же теперь девчонкам быть? Дома же их не удержишь…

(Ну, если телка в юбке до пупа и трусы светит, то ей поделом только будет…)

— Нет, я уже говорил: надо команду из крепких мужиков собрать…

(Да, хорошо бы поймать этого гада… на девок-то плевать, если честно, главное — его бы самого помучить как следует…)

Ольгу замутило. За вполне обычными словами крылись довольно гадкие мыслишки: на самом деле не было у людей ни жалости, ни сострадания; только злорадство и не очень здоровое любопытство. Голоса в голове продолжали гомонить, вызывая совсем уже мерзкие и жуткие образы, словно вытащенные из глубин ада. Чтобы хоть как-то заглушить их, Ольга спросила вмиг осипшим голосом:

— А я чем могу быть полезна? И я, и другие учителя — мы все постоянно говорим девочкам о том, что надо соблюдать осторожность. После того случая и так вся школа — извиняюсь — на ушах стоит…

(Да ладно — вон старшеклассницы за каждым углом торчат, курят и ляжками сверкают, много ли толку от ваших лекций…)

(«Девочки», говоришь? Не смеши мои тапочки; сколько перетрахал в твоей школе — хоть бы одна «девочка» была…)

(Ты сама-то на себя погляди, училка-точилка — сиськи торчат, губы намазаны, глазищи бесстыжие, с женатым вон жила сколько времени…)

(Вот тебя на уши я бы уж точно поставил, где-нибудь на том же пустыре…)

Гидра разевала свои пасти, из которых доносились совершенно другие слова, но Точилова их не слышала. Ее передернуло сильнее, чем от электрического разряда.

— Знаете, я скорее всего не смогу быть полезной, — повторила учительница. — Лучше обращайтесь к руководству школы. Кроме бесед в классе, я вряд ли что-то более серьезное смогу организовать…

(А ведь и действительно, толку-то от нее, пусть хотя бы детей учит правильно…)

— Еще я знаю, что у некоторых жителей нашего дома, — вдруг словно само собой вырвалось у Точиловой, — есть гаражи рядом с заводским забором. Оттуда до пустыря, где бродит маньяк, совсем недалеко. Почему бы парням не подежурить в своих боксах?

(Ха, да она ведь дело говорит..!)

(Да ну, чушь какая — много ли из гаража увидишь, когда темнота кругом?..)

(Вот еще — психопат меня самого там и пришьет, чего доброго!..)

— Нет, что-то в этом есть, — вслух произнес невысокий мужчина в кожаной кепке и джинсовом костюме, с кем Точилова частенько встречалась у подъезда. — У Ивана из шестой квартиры там точно гараж есть, у Степаныча, вроде, тоже был…

— Степанычу-то уже девятый десяток пошел, — сказала Сима. — Он за руль несколько лет как не садился, не видит почти ничего.

Голоса в голове вдруг начали стихать, слова стали неразборчивыми. «И то хорошо, — подумала Ольга. — За последние несколько дней я слишком много нового узнала. Про людей и про себя. И не могу сказать, что мне все это нравится… Да, а ведь возле этого пустыря — вдруг вспомнила Ольга, — есть и мой гараж! Кстати, а почему бы туда не наведаться? К тому же мне все равно придется его продавать, и видимо, в самом ближайшем времени».

Не имея привычки откладывать дело в долгий ящик, по возвращении в квартиру Ольга нашла связку тяжелых ключей и отправилась в сторону зловещего пустыря, благо до наступления темноты оставалось еще порядочно времени.

Гараж был ранее собственностью ее мамы, а до этого — кого-то из родственников по отцовской линии. Машину отец забрал при разводе (на ней и уехал в другой город, а потом — и в другую страну с новой женой), гараж все же оставил жене бывшей. Мать Ольги была не при тех деньгах, чтобы приобретать автомобиль, да и проблемы со здоровьем вряд ли способствовали подобной возможности. Гараж некоторое время служил чем-то вроде большой кладовки, а после смерти мамы оказался полузаброшенным. Ольга про него почти не вспоминала, предполагая лишь иногда, что он станет нужным, когда она выйдет в конце концов замуж. Теперь же, решив уехать из родного города, подумала о том, что гараж есть смысл продать, добавив тем самым к своим сбережениям дополнительную сумму, чтобы поскорее выкупить долю квартиры у родственников.