Томас Харрис - Ганнибал

На внутренней лестнице, по которой Чилтон сопровождал ее в подвал годы назад, свет тоже еще работал. Здесь он разъяснял ей тогда меры безопасности, которые предпринимались при общении с Ганнибалом Лектером, а вот здесь он остановился, под этой лампочкой, чтобы достать из бумажника и продемонстрировать ей фото медсестры, которой доктор Лектер откусил язык и съел его, когда она намеревалась провести его медицинский осмотр. И если потом санитары сломали доктору руку, когда вязали его, в его медицинской карте безусловно должен оставаться рентгеновский снимок.

Щеки коснулся порыв сквозняка, гулявшего на лестнице, как будто где-то было открыто окно.

На площадке валялась коробка из-под гамбургера от "Макдональдса" и несколько салфеток. Грязный стаканчик, в котором когда-то была фасоль. Пищевые отбросы. Кучки дерьма и использованные салфетки в углу. Свет достигал только нижней лестничной площадки, его граница проходила перед огромной стальной дверью перед отделением для буйных, которая сейчас была распахнута настежь и прицеплена крюком к стене. У Старлинг был хороший фонарь с пятью батарейками, он давал мощный и широкий луч света.

Она посветила в глубь длинного коридора бывшего отделения строгого режима. В дальнем конце его виднелось что-то громоздкое. Было очень странно видеть двери камер открытыми. Пол был засыпан обертками от хлеба и стаканчиками. На столе, за которым раньше сидел санитар, валялась банка из-под содовой, черная от многократного нагревания при приготовлении наркотиков.

Она пощелкала выключателями позади поста санитара. Никакого результата. Достала свой сотовый телефон. Красный огонек индикатора казался очень ярким в окружающем полумраке. Под землей телефон был бесполезен, но она громко произнесла в микрофон:

– Барри, подай грузовик задом к боковому входу. И принеси сюда большой прожектор. Нам понадобится тележка, чтобы все это поднять наверх… да-да, давай спускайся сюда.

Потом Старлинг громко произнесла, обращаясь в темноту:

– Внимание, вы, там! Я офицер федеральной службы. Если вы скрываетесь здесь, можете свободно уйти. Я не собираюсь вас арестовывать. Вы меня вообще не интересуете. Если вы вернетесь после того, как я закончу свои дела, меня это не касается. Но уходите немедленно. Если попробуете мне помешать, рискуете получить тяжелые телесные повреждения. Глаз на жопу натяну! Благодарю за внимание.

Голос ее эхом отдавался от стен коридора, где столько людей когда-то надрывались до хрипоты и грызли решетки даже деснами, когда оставались без зубов.

Старлинг припомнила, как ей помогало присутствие здесь этого огромного санитара, Барни, когда она приходила сюда для бесед с доктором Лектером. И странную учтивость, которую Барни и доктор Лектер проявляли по отношению к ней. Нет больше здесь никакого Барни. Что-то из школьной программы всплыло в памяти, что-то из того, что учили наизусть, и она заставила себя припомнить, что именно.

Как эхо в памяти звучат шаги

В тот коридор, куда мы не пошли,

К дверям, что так и не открыли,

Ведущим в сад, цветущих полный роз.

Сад, цветущих полный роз, как же! Здесь уж точно розами не пахнет!

Старлинг, которую пресса в последнее время приучила буквально ненавидеть собственное оружие, равно как и самое себя, сейчас вдруг обнаружила, что ощущение пистолета в руке вовсе не вызывает негативные эмоции, когда чувствуешь себя не совсем уверенно. Держа "кольт" у бедра, она двинулась вперед по коридору вслед за лучом фонаря. Было очень трудно следить одновременно за обоими флангами и не забывать о том, что кто-то может появиться и сзади. Где-то капала вода.

Разобранные на части кровати, сложенные в камерах. Матрасы в других камерах. В центре коридора скопилась вода. Старлинг, как всегда оберегая туфли, переступила через эту небольшую лужу, продвигаясь внутрь помещения. И вспомнила совет Барни, данный ей тогда, годы назад, когда в камерах еще были обитатели. "Будете идти по коридору, держитесь середки".

Шкафы для документов, вот они. Стоят по центру коридора по всей его длине, мрачного оливкового цвета в свете ее фонаря.

Здесь, в этой камере, сидел "Многократник" Миггз. Мимо него она просто терпеть не могла проходить. Миггз, который шептал ей всякие гадости и обрызгал ее спермой. Миггз, которого доктор Лектер убил, приказав ему проглотить собственный грязный и гнусный язык. А когда Миггз умер, в камеру поместили Сэмми. Того самого Сэмми, чье поэтическое творчество так поощрял доктор Лектер, и это произвело на поэта неизгладимое впечатление. Она и сейчас прекрасно помнила, как завывал Сэмми, декламируя свои стихи: