Михаил Март - Жизнь, застигнутая врасплох (Сломанные побеги-2)

Последние книги писались совместно с Лилей. Она умела очень точно дозировать голую правду и фантазию, придавала остроту повествованию. Любая пища требует приправ. Без перца, соли и пряностей все кажется пресным и безвкусным. Безусловно, ремеслом рассказчика Слепцов обладал в полной мере. Не хватало изюминки, страсти. Слишком много горечи, злости, обиды. В каких-то главах перехлестывали эмоции, порой это была почти ненависть. Автор обязан оставаться холодным наблюдателем. Но Слепцов писал о себе и о том, что с ним произошло. Тут не было места равнодушию. Все это Слепцов понимал, но ничего не мог с собой поделать. Писал страницу, рвал ее и начинал заново. На бумаге оставались не чернила, а желчь. Опять рвал и вновь писал снова и снова.

Один образ ему удавался лучше других. Та самая шатенка в дымчатых очках из красного автомобиля. Он ненавидел эту женщину, но читатель не должен об этом догадаться. В то же время другие герои, достойные уважения, помогавшие ему в трудную минуту, оставались безликими, картонными, неодушевленными. Конечно, для обывателя бомж всегда остается бомжем. Но для

него они предстали в другом свете, в роли спасителей. Почему же их образы так потускнели на страницах рукописи? Ответа Слепцов не находил.

Рукопись первой части заканчивалась встречей с «женой» Любой и детьми.

Медсестра передала материал доктору. Весь следующий день Слепцов ждал вызова. Он нервничал и метался по камере. Новая книга стала для него испытанием и пыткой одновременно. Даже сдавая свой первый роман в издательство, он не сходил с ума. Тогда Павел верил в себя и свой талант. Сейчас его превратили в подопытного кролика, и кучка каких-то периферийных светил будет решать, в какой стадии находится его психическое заболевание.

Вердикт прост. Окончательно свихнулся или его можно вернуть жене и детям. Лучшего гонорара он не заслужил. Только бы вырваться на свободу. Остальное не имеет значения.

На вторые сутки в камере появился санитар. Слепцов вскочил с койки. В окне стояла луна. В такое время его не вызывают к врачу.

— Ну что? Говори! Идти?

Санитар закрыл за собой дверь, подошел к пациенту и усадил его на место.

Впервые Павел услышал его хриплый низкий голос.

— Доктор тебя больше не примет. Я слышал его разговор по телефону. Они переправят тебя к Сухому ручью. Есть такая больничка. Из нее не выходят. Там работает профессор Дирюкенов Аликбек. Он проводит опыты над больными. К нему отвозят безнадежных.

Слепцов схватил санитара за ворот халата.

— Ты что, парень, говоришь? Я безнадежен? Я умнее всех вас, вместе взятых…

— Знаю. Долго тебя слушал. Полгода. Ты человек умный, солидный. Такой нужен одному ловкачу.

— На свободе?

— Если выполнишь его поручение, то получишь свободу и окажешься в Москве. Только путь туда будет трудным. Можешь голову потерять. Риск большой.

— Я согласен. На все согласен. Сумеешь меня вытащить из клетки?

— Завтра тебя повезут к Сухому ручью. Я тебя буду сопровождать. В пути на нас нападут. Садык тебя выкрадет. Но если ты не станешь на него работать, он тебя отдаст своим собакам на завтрак. С ним нельзя шутить.

— Ты ему обо мне рассказал?

— Да. Мои три сына на Садыка работают. Хорошего от него не жди. Но другой работы здесь нет. Выбор невелик. Жизнь человека и вовсе ничего не стоит. Все. Мне пора. Завтра. Жди и будь готов ко всему.

Санитар встал и тихо вышел из камеры.

— Черт с ним! — тихо пробормотал Слепцов. — Пусть делают что хотят. Только бы не по голове!

Он ощупал затылок. Волосы уже отрасли, но выпуклости от шрамов на темени и затылке остались и даже побаливали.

Его вывели во двор в семь утра. У ворот стоял старенький зеленый уазик с красным крестом.

Впервые на Павла надели смирительную рубашку, рукава завязали на спине. Удобная вещь. Надежней любых наручников.

Санитар шел рядом, держа в руках небольшую картонную папку. Возле машины с решеткой стояли еще двое казахов в белых халатах. Задние дверцы открылись.

Павел резко обернулся и глянул на здание тюрьмы. Из тысячи окон он нашел нужное. Впрочем, не искал. Взгляд сам упал на нужное. За помутневшим стеклом он увидел лицо доктора, взгляд которого выстрелил ему в спину. Павел не мог его разглядеть с такого расстояния, но он не сомневался — холодное непроницаемое лицо выражало нечто вроде сожаления.

Санитар помог беспомощному больному забраться в салон и залез сам. Дверцы захлопнулись. Двое в халатах сели в кабину, отгороженную от салона толстым оргстеклом.