Михаил Март - Жизнь, застигнутая врасплох (Сломанные побеги-2)

— Я помню, как их получал. Но вам об этом рассказывать не стану. Вы верите кому угодно, но только не мне. Нет смысла брызгать слюной и понапрасну сотрясать воздух. Лучше поберечь нервы, не то еще неврастеником стану. Знаете, чем отличается шизофреник от неврастеника? Шизофреник знает твердо, что дважды два равно пяти. Неврастеник твердо знает, что дважды два четыре. Но это его страшно бесит.

— Присаживайтесь, Ефим Иваныч.

Слепцов подошел к столу и сел на табурет.

— Будем продолжать заполнять историю болезни. Как видите, от меня могут рождаться только дауны, идиоты и олигофрены.

— Дети понедельника.

— Что это значит?

— Рожденные от алкоголиков.

— Приятный комплимент. А еще я по пьянке потопил «Титаник» и развязал Вторую мировую войну. Только я об этом не помню. Амнезия. В Казахстан бежал из

Соединенных Штатов после того, как проиграл Гражданскую войну. Шизофрения. Мания преследования. После полета Гагарина пытался взорвать Байконур. Психопатический припадок. Перешел на нелегальное положение и женился на Любе. Взял псевдоним Ефима Погорелова и затаился. Но агенты Интерпола меня вычислили. Теперь скрываюсь у вас. Временно. Скоро за мной пришлют звездолет в виде столовой тарелки, и я вернусь на свою планету.

— Убедительно рассказываете. Мог бы поверить, если бы вы не путались в собственной лжи.

Доктор достал из стола газету и положил на стол.

— Я очень внимательно отношусь к вашим словам. Врач обязан это делать. Иначе мы не сможем отличать бред больного от правды. Доверяй, но проверяй. Прежде чем ставить диагноз, я обязан провести тщательное исследование пациента. За это мне платят деньги, а не за диагнозы, взятые с потолка.

— Что это?

— Литературная газета. Здесь опубликован некролог. Павел Михайлович Слепцов сгорел в собственном доме два месяца назад. Несчастный случай. Или мы не должны верить газетам, а придерживаться вашей точки зрения?

— Вот оно что! Труп в доме был. С пулей в спине. После того как от моей дачи остались одни головешки, идентифицировать обгоревший кусок мяса не представлялось возможным. Погиб бандит. Он напал на меня, я защищался.

— Впервые слышу о такой самозащите. Вы же стреляли ему в спину. Похоже, он убегал от вас. А если тем бандитом были вы? Я не настаиваю. Но могу предполагать. Почему же вы не обратились в милицию, если остались живы?

— Не мог. Мне грозит арест. Я хотел сам во всем разобраться. Мое появление здесь тоже не случайность.

— Любопытная история. Рассказывайте. Время у нас есть.

— Ничего не поймете. Слишком мало правдоподобных фактов. Мне проще написать. Я же литератор, хотите вы этого или нет.

— Отличное предложение. Я не критик, но руку писателя можно отличить от бреда сумасшедшего.

— Я не знаю, сколько на это уйдет времени.

— Не имеет значения. Вас могут выписать только под расписку родственников. Вряд ли мы ее получим в ближайшие полгода.

— Сколько?

— Не торопите события, Ефим Иваныч. Попасть сюда не очень просто. Выйти еще труднее. Для некоторых невозможно. Вам остаются только надежда и терпение.

— А если дать взятку? В Москве у меня есть деньги. Много денег.

— Не тот случай. Я бы взял деньги. Возможно. Но вопросы о выписке решает комиссия. Консилиум из девяти врачей. Состав часто меняется. Мы не знаем, кого пришлют из центра. Только трое больничных врачей входят в состав комиссии. Ваша идея не проходит.

— Ладно. Делаем так. Вы приносите мне в камеру пачку чистой бумаги и ручку. Смените режим. Я должен нормально питаться и выходить на свежий воздух. Часа на два в сутки. При таких условиях я смогу изложить свою историю на бумаге в хронологическом порядке. Сюжет того не стоит, но плохих книг я пока еще не писал.

— Договорились. Ваша рукопись может послужить отчетом для консилиума.

— Для начала всем следует прочесть хоть одну книгу Слепцова. Будет с чем сравнивать.

— Пожелание будет учтено как просьба пациента, но принуждать я никого не могу.

Слепцов с облегчением вздохнул.

Работа над книгой шла очень тяжело. Он забыл о времени и о себе. Выгуливали его, как собаку, во дворе, похожем на колодец. С трех сторон высоченные стены, позади мрачное тюремное здание. Что находилось там, за оградой, он не знал.

Тучи сменились ясным небом, потеплело, воздух стал чище и прозрачнее. Зима отступала, давая дорогу весне.

Везде и всюду его сопровождал санитар. Молчаливый бугай не спускал с него глаз, но он уже не пугал его и даже не раздражал. Павел к нему привык и изредка с ним даже разговаривал. Все лучше, чем со стенкой. Тот не отвечал, но понимал его.