Татьяна Степанова - Царство флоры

Итак, этот самый пистолет № 2 связывал оба преступления между собой. Связывал гораздо теснее, чем непроясненные, до конца не проанализированные пока еще «цветочные» улики. Но дальше все снова тонуло в тумане.

Перед тем как ехать зависать у баллистиков, Колосов послал сотрудников отдела убийств в Афанасьевский переулок. Балмашов, Тихомиров и Марина Петровых были, по его мнению, теми свидетелями, которых следовало допросить в первую очередь. На их глазах погибший вместе с Фаиной Пеговой уезжал из Воронцова. (Это происходило на глазах самого Колосова и сотрудников оперативно-поискового отдела, занятых наблюдением, но нельзя же было допрашивать самих себя или ограничиваться только рапортами. Прокуратуре, все активнее игравшей свою роль в расследовании, требовались «сторонние очевидцы».)

Однако в магазине никого из свидетелей в это утро не оказалось. Продавщицы знали только, что Петровых на приеме у дантиста, а Тихомиров – с детьми на даче в подмосковном поселке Яковлево и вряд ли появится на работе. Где Балмашов, они и вовсе не знали. На их мобильные телефоны Никита намеренно звонить не хотел, чтобы раньше времени не насторожить фигурантов. Колосов связался с отделениями милиции, обслуживающими Троицкую Гору и Яковлево. В «яковлевском» разговаривал с местным участковым – весьма толковым и сведущим, а в Троицкое, интересовавшее его намного больше, даже послал двух своих коллег.

По логике вещей, по обычной логике, заниматься следовало, конечно, вовсе не флористами-компаньонами, а гражданкой Пеговой. Но допрос Фаины Колосов для себя оттягивал. Внутренне он пока еще не был готов к этому допросу, у него было крайне мало информации. И он надеялся получить ее от Балмашова или Тихомирова, хорошо знавших Фаину и покойного адвоката.

Известий он ждал с нетерпением, от них зависело многое. Но с Троицкой Горы вести пришли неутешительные: дом Балмашова закрыт, никакого движения на участке, машина во дворе отсутствует. Колосов попросил, чтобы сотрудники аккуратно порасспросили соседей – может, те что-то подскажут. Но и тут не повезло. «Дом обособленно стоит, Никита Михайлович. Балмашов с соседями-дачниками не контактирует, да и они им особо не интересуются. Мы обошли несколько участков, так никто из соседей толком сказать не может, были ли он и его жена дома сегодня, вчера и позавчера, когда уезжали, когда приезжали. Это ж не нынешний коттеджный муравейник, где все на виду, это старые дачи. Большие сады, глухие заборы».

Свои только огорчили, зато участковый, обслуживавший поселок Яковлево, слегка обнадежил. Он сам знал, кого из дачников и как расспрашивать, и выдал Колосову по телефону полный отчет: «Гражданин Тихомиров Сергей Геннадьевич действительно проживает с середины мая с семьей в поселке, снимает дачу у гражданки Мурашовой, пенсионерки, вдовы. В настоящее время находится на даче. По показаниям соседей Люницких, а также сторожа Бугрова, прошлую ночь на даче не ночевал, приехал на своей машине только около семи часов утра, что сторож Бугров может лично категорически подтвердить, так как видел его машину на дачной дороге».

Колосов отметил это у себя в блокноте особо: Тихомиров отсутствовал дома в ночь, когда произошло убийство Голикова. Возвращение на рассвете требовало объяснений. Этот факт, возможно, был самым обычным совпадением и ничего не решал, однако сбрасывать его со счетов – сейчас, при таком раскладе – Колосов не имел права.

Колосов все время возвращался мыслями к своей поездке в Воронцово. Вспоминал их – этих людей. Вспоминал Голикова – брюнета, щеголя на крутой тачке и… Пули совпали, пусть только «наполовину», а это означало, что отделить Голикова от Аркаши Козырного и Арнольда было уже нельзя. Невозможно было отделить. А к тому же еще эта эпатажная демонстрация, этот цветок в ножевой ране… Вот с ним все было пока глухо. Колосов не знал даже названия этого пластикового изделия. Искусственный крокус был отправлен на экспертизу. Туда же отправили и цветочный «вещдок» с трупа Голикова. Однако другими выводами, кроме того, что «оба изделия явно импортного производства», эксперты пока не разродились.

Тихомиров мог дать консультацию по вещдоку, мог рассказать и о самом потерпевшем, и о Фаине, и вообще обо всем остальном, что пока было для Колосова тайной за семью печатями. Если бы, конечно, захотел. Захотел помочь следствию. Как и его компаньон и друг – Андрей Балмашов.

О нем, именно о нем, думал Колосов по пути в Яковлево. Это было словно нарочно, непрошенно. Едва он вспоминал Воронцово и всех их, на первый план выходил именно Балмашов. Как он приехал, как вышел из «Мерседеса», как шел по аллее вместе с этой рыжей флористкой Мариной, как встретился взглядом с ним, с Колосовым. Его ловкие руки, собиравшие цветы в букет, так похожий на свадебный. «На свадебный? Вы заметили?», «Он очень любит свою мать…» Колосов словно вновь слышал его негромкий голос. Слышал и свой вопрос: «Вы были знакомы с гражданами Бойко и Сусловым?» – «Которых убили и по поводу которых вы сегодня приехали? Мне их фамилии ничего не говорят».