Татьяна Степанова - Царство флоры

Сбоку к дому было пристроено еще одно помещение, совершенно несоответствующее первоначальному «альпийскому» стилю – нечто вроде террасы из стальных конструкций и прозрачного пластика. Такие архитектурные «довески» имеют порой рестораны.

— Вам сюда, вас тут ждут, – указал Колосову на это строение охранник.

Это было что-то вроде оранжереи или зимнего сада. Но понял это Колосов, лишь когда подошел совсем близко, проследовав мимо клумб и куртин, заполненных синими, желтыми, розовыми и фиолетовыми цветами, названий которых он знать не знал. Цветник был красив – гораздо красивее и этого голого двора, и помпезного дома, такого немецкого и чужеродного на берегах старушки Клязьмы. Цветы на клумбах были подобраны с удивительным вкусом – цвета плавно переходили друг в друга, создавая впечатление причудливого рисунка.

Пластиковые автоматические двери оранжереи открылись, и на Колосова дохнуло душной влажностью. Рубашка мигом прилипла к спине.

— Вы? Очень хорошо, просто отлично. Пропустили вас сюда без задержек?

Из-за солнечного света, бившего сквозь огромные окна и стеклянную крышу, Колосов на секунду ослеп. «Неужели он тут живет, этот «блатной»? Неужели это все его?»

— Я попросил, чтобы вас пропустили ко мне беспрепятственно.

Балмашов шел ему навстречу – белое пятно на фоне солнечных витражей и зелени. Колосов достал из кармана куртки темные очки – так-то лучше. И разглядеть можно собеседника. Белые брюки, белая вязаная кофта с засученными рукавами. Слишком большой, бабский вырез на полгруди, прикрытый намотанным на шею белым льняным шарфом. Белые мокасины. Как тени, следовали за Балмашовым двое рабочих в синих комбинезонах: китайцы. У обоих руки были заняты горшками с какой-то флорой, похожей то ли на мох, то ли на разноцветные лишайники.

— Привет, привет, – хмыкнул Колосов. – Недурной денек выдался. Ну что, прокатимся на место покушения?

Балмашов смотрел на него оценивающе, словно примерялся к чему-то. Убрал со лба упавшие волосы, кивнул:

— Сейчас поедем, только здесь вот закончу. – Он обернулся к китайцам и быстро сказал им что-то… по-французски.

Где, скажите, в Подмосковье изъясняются с гастарбайтерами на языке Вольтера и Расина? Колосов аж сдернул черные очки. Оранжерея… Она была большой и душной, заставленной, засаженной тропическими растениями. Но не это главное – главным было огромное южное окно, возле которого стояли алюминиевые стремянки. И вот его, это окно, точно бархатистый занавес, закрывало почти до половины гигантское панно, собранное, скомпонованное опять же из растений изумрудного, темно-зеленого, болотного, пепельного и малахитового оттенков. У Колосова дух захватило – он внезапно увидел, каким многообразным, сочным, волшебным может выглядеть самый обычный зеленый – цвет травы, цвет листьев.

— Что это вы делаете? Вот это? – спросил он.

— Нравится?

Колосов кивнул, наблюдая, как китаец, получивший указание по-французски, по-кошачьи ловко, без рук вскарабкался на самый верх стремянки и начал прилаживать горшки с мхами в самом центре панно, то и дело вопросительно оглядываясь на Балмашова.

— И что это такое будет?

— Так, небольшая безделица, подражание непревзойденным классическим образцам, – ответил Балмашов. – Владелец этого дома заказал инсталляцию в виде зеленой стены.

— Владелец? Разве не вы здесь владелец?

— Я? Да что вы, – улыбнулся Балмашов. – Нет, я тут простой наемник. А хозяин в отъезде. Гурнов – слышали такую фамилию? Наверняка слышали, когда про алюминий или про Куршавель говорят, всегда его, бедного, всуе поминают. А это его подмосковная вотчина.

— А вы его преданный садовник? – саркастически хмыкнул Колосов.

— Я преданный флорист.

— Это что, профессия такая? Вы говорили – художник-оформитель. – Колосов снова хмыкнул. Флорист – это цветовод, что ли? Ботаник-любитель? Только ботаников нам и не хватало для полного счастья. – А домок-теремок сей часом не из Баварии по кирпичику вывезен?

— Почти угадали. Он вообще-то простой такой мужик, Гурнов, с Урала. Университетов не кончал особых, только какую-то финакадемию заочно. Увлекающийся, падкий на всякое такое.

— На что?

— На гламур, на прикид. – Балмашов жестом подозвал второго китайца, бормоча себе под нос: – Нет, тут внизу поставим кохии… Сюда в центр добавим адиантум… венерин волос. И бугенвиллеи. А тут папоротники нужны, сплошные папоротники… Каминный зал себе отгрохал под готику. Кабинет, библиотеку дубом обшил, потом углядел у кого-то на Рублевке колонны из лазурита коринфские. Ну и себе такие заказал, втиснул в готический интерьер. А весной вот был проездом в Париже из Ниццы, увидел там флористическое панно на фасаде Музея Африки, ну и зажелал, как у нас говорится, ой как зажелал! Заказал, не торгуясь. И вот – пожалуйста: делаю, мучаюсь. Точь-в-точь Гурнов хочет себе как в Париже. А точь-в-точь никак не получается. Солнышко наше северное, лето короткое, куда уж тут подражать, тут бы хоть что-то свое соорудить…