Петра Хаммесфар - Сестра

Роберт никогда не рассказывал мне о Биллере. Но он, по-видимому, мне много чего не рассказывал. Что Роберт сейчас хотел от этого человека, какое поручение он дал ему в прошлую среду, этого Серж не знал. Но я знала это — существовала только одна возможность. Полдюжины иностранных языков, знаком с нравами и обычаями разных стран. Позаботиться о средствах. Он должен был добыть доказательства того, что Хорст Фехнер не был мертв.

Волберт не сказал мне, от чего Фехнер так внезапно умер. Я и так это знала. Несчастный случай. Какая-нибудь запыленная, уединенная улица в чужой стране. И какой-то бедолага, случайно попавшийся на пути, должен был поплатиться. Внезапно в моей голове заговорил Йонас: «Сгорел!».

Это было решением. Возможно, Йонас даже помог и получил увечье в этой катастрофе. Так сказать, невезение артиста, риск, который они не рассчитали.

Сбежал! Наверное, Фехнер сразу подался в Тунис, когда выяснилось, что с Роберта можно было поиметь больше, чем маленькую квартиру и немного драгоценностей. Такого порядочного, добродушного, правдивого и честного человека, как Йонас Торховен, невозможно за несколько часов превратить в алчное и беззастенчивое чудовище. На такое требуется некоторое время. И сила убеждения. Возможно, хорошо еще и немножко наподдать.

Мне срочно нужно было к Волберту, и Серж заказал мне такси. Потом я сидела напротив него — вечно усмехающегося служащего Комиссии по расследованию убийств. Его молочный мальчишка примостился за соседним столом и делал вид, что работает над важными документами. Но он их только листал и слушал, о чем мы говорили.

В начале я была еще относительно спокойна, могла задавать целенаправленные вопросы и получала от Волберта ответы. Они не поинтересовались подробностями. Они только лишь попытали счастье, позвонив во Франкфурт и услышали от тамошних коллег, что Фехнер скончался четыре месяца назад. Поинтересоваться местом и обстоятельствами, Волберту не пришло в голову. Зачем, собственно — человек был мертв и потому вне игры.

Так примерно я себе все и представляла. Я не смогла удержаться и немного повысила голос. Это же была действительно просто бездонная халтура! Я ткнула их носом в этого субъекта, а они ничего не делали, рассиживались здесь, проигрывали записи и обивали пороги аптек и типографий, чтобы задать мне жару.

Они дали себя обыграть с этим — «мертв и погребен». Почему они не потребовали, как минимум, немедленного вскрытия могилы и эксгумации трупа?

«Я хочу вам сообщить, как и где умер Фехнер», — сказала я. Не исключено, что при этом я разок коротко стукнула рукой по столу. Молочный отпрыск вздрогнул, как будто я дала ему оплеуху — взгляд, как у собаки, ждущей следующей команды. Ну, беги, беги и принеси палочку…

Но Волберт сначала не обратил на него внимания, усмехнулся мне и пробормотал: «Спокойно, фрау Бонгартц, спокойно».

Я больше уже не была спокойна. Я не смогла сдержать дрожь в голосе, когда заговорила снова. Чтобы скрыть это дрожание, я говорила несколько громче. Но я сразу попыталась взять свой голос снова под контроль, когда заметила, какими значительными взглядами обменивались Волберт и его подручный.

«Спокойно, фрау Бонгартц», — сказал Волберт снова.

Я кивнула, я просто уже не могла прекратить кивать. «Это был несчастный случай, — сказала я. — Хорст Фехнер при этом сгорел до неопознаваемости. Это произошло где-то за границей, где власти менее основательны, где не так заметно, когда какой-нибудь местный бесследно исчезнет, где достаточно убогих кварталов — возможно в Тунисе. Возможно даже, речь идет о том несчастном случае, когда Йонас Торховен получил свои увечья. Я считаю Фехнера достаточно продувным, чтобы найти дурака, который бы рисковал вместо него».

Волберт нашел мою теорию очень интересной и осведомился, как я дошла до всего этого. Как если бы это еще важно было! Но я постаралась объяснить.

Я сообщила ему о разговоре с Сержем. Я рассказала ему даже, что в ту ночь Серж должен был позвонить по моей просьбе, чего, однако, не сделал.

Волберту это показалось еще более интересным. Но больше всего его интересовало, каким образом я заполнила пробел в своей голове. И внезапно черт меня попутал все поставить на одну карту. Инсценированное самоубийство со всеми положенными атрибутами — кольт в левой руке и прощальное письмо. Но потом они допустили ошибку — они осмелились еще раз около меня появиться.

Волберт кивнул. Он больше никак не реагировал. Он кивал не безостановочно, а только рассеянно, но это делало меня совсем больной. Я хотела, чтобы он немедленно позвонил во Франкфурт и потормошил бы своих коллег, заняться Фехнером. Это я ему и сказала. Я уже не знаю, какими словами я это выразила, но то, что я встала с места, чтобы придать своему требованию немного убедительности — это я все еще помню. А Волберт, в ответ, потребовал, чтобы я села обратно на стул.