Теперь, торопясь домой, ваш покорный слуга совершает не менее восьми грубых нарушений правил дорожного движения, в том числе проезд на красный свет, горящий уже добрых десять секунд. Кто-то там наверху испытывает ко мне симпатию или, по крайней мере, достаточно забавляется моими проделками, чтобы позволить мне пережить этот день.
Но как можно обвинять меня в нарушении нескольких ерундовых правил, когда голова битком набита совершенно иными проблемами? Мне нужно доехать до дому, собрать в кучу все ценное, что смогу отыскать, как можно дороже заложить эту кучу у Педро, парня, который держит на Вермонт-авеню лавку «Деньги за дерьмо», и оплатить очередной перелет в Нью-Йорк. Мне нужно встретиться с Валлардо, мне нужно встретиться с Джудит, мне нужно вновь отыскать Сару, хотя бы для того, чтобы пригласить ее на ужин, подавить в зародыше любые фантазии, касающиеся столь абсурдных отношений, и положить конец всему так нечаянно и неразумно начавшемуся.
Соломоновы комментарии к бумагам Валлардо подтверждают: Макбрайд окончательно спятил, но у сумасшедшего обезьянолюбца достаточно денег и таких же ненормальных приятелей, чтобы осуществить свои безумные мечты.
Но самое удивительное (самое отвратительное) то, что его любовь к человекообразному — его любовь к Саре — была велика настолько, чтобы ощутить необходимость стать отцом ее детей. Я уверен, узнай Сара, в какое скотоложство ее втянули, она оскорбилась бы до смерти, причем в свете этих новых сведений «до смерти» следует понимать буквально.
К дверям моей квартирки на первом этаже прикреплено извещение о лишении должника права выкупа заложенного имущества, я злобно сдираю его, рву в клочья и швыряю на землю. Замки тоже сменили, но бесполезная в других отношениях кредитная карта тут же отпирает мое — мое, черт возьми, — жилище.
Электричество отключено — я знал, что когда-нибудь это случится, — чем объясняется мерзкий запах протухших объедков, доносящийся из холодильника. Я брожу по квартире, натыкаясь в темноте на все подряд. Единственный плюс от отсутствия электричества заключается в том, что мне больше не подмигивает глазок автоответчика.
Микроволновая печь, миксер — ого, телевизор тоже на месте. Электроприборов, раскиданных по квартире, должно хватить на дешевый билет до Нью-Йорка; я соглашусь даже сидеть на крыле.
Но сегодня мне не успеть. Солнце уже клонится к закату, и даже если я как-нибудь ухитрюсь дотащить весь этот хлам до машины, все равно не успею к Педро до закрытия.
Мне совершенно необходимо вздремнуть. Последний раз я спал достаточно долго, чтобы достичь стадии сновидений… дайте припомнить… две ночи назад в «Плазе». Посчитав на пальцах — расплывающихся и разбегающихся, — получаю, что за последние часов сорок мне лишь пару раз удавалось чуток подремать; удивительно, что я вообще продолжаю функционировать. Они еще не унесли мою кровать, так что я решаю опустить шторы, лечь и смежить на пару минут очи.
Звонят в дверь. Не знаю, сколько времени прошло, но солнце закатилось, и горят уличные фонари. Обычно радостные электронные куранты, которые я смонтировал в качестве дверного звонка на прошлое Рождество, сейчас терзают нервы, раздражают барабанные перепонки, а колокол на батарейке все не унимается. Я выглядываю из окна на небольшую стоянку перед домом, но там нет никаких машин, кроме принадлежащих людям и динам, живущим поблизости. Чуть в стороне я различаю капот, который вполне может оказаться «линкольном», припаркованным прямо за нашим мусорным контейнером, но я могу и ошибаться. В спешке натягивая обмякшую оболочку, я направляюсь к двери и смотрю в глазок, готовый тут же сбросить перчатки и выпустить когти, если возникнет такая необходимость. Мой хвост подергивается в невольном предвкушении опасности, пульс растет, как у бегуна на старте.
Это Сара. Белая шелковая блузка, короткая черная юбка, ноги, ноги, ноги.
Я думаю лишь о том, что ни о чем не думаю. Случалось мне в свое время хватать за шкирку негодяев, которые буквально деревенели, когда тащишь их в участок, и я всегда удивлялся, почему все они выглядят, точно олень, застигнутый светом фар. Теперь я знаю — мозги отключаются где и когда им захочется. Они не придерживаются графика.
Сара, догадываясь, что я наблюдаю, улыбается двери и дверному глазку, и пучеглазая линза искажает ее черты: растягивает губы в рыбью пасть, превращает зубы в огромные белые монолиты, суживает глаза. Просто ужас. Я распахиваю дверь.
Читать дальше