Чарльз Маклин - Молчание

— Так вам что-то известно?

Том помолчал, изучая каменное лицо Виктора.

— Недостаточно расстроенной — далеко не достаточно — для женщины, которую заставили смотреть, как из ее любимого человека уходит жизнь.

— Что за херня? Я же сказал: мы справились с задачей. Вам нужны доказательства, что Хейнс мертв? — Виктор вскочил с кресла. — Что ж, получите!

Он сунул руку во внутренний карман промокшего смокинга, и на мгновение Тому показалось, что он хочет достать револьвер. Но Виктор вытащил какой-то пакетик и швырнул его на низкий стеклянный столик перед диваном.

Застегнутый бутербродный пакетик мягко плюхнулся на стопку иллюстрированных книг по искусству — сверху лежала монография о Пикассо с фрагментом картины «Три танцовщицы» на обложке. Тома впечатлил этот кусок омертвелой ткани, замаринованной в собственном кровавом соку, этот ошметок белой кожи с прилизанными волосами, загнувшимися в прозрачных углах пакета. Он поспешил отвернуться, пока его не попросили угадать, какая деталь человеческой анатомии ему предъявлена.

— Еще один деликатес, которого не купишь в «Балдуччи», — со смехом проговорил Виктор. — Вы не брезгливы, Том? Лично я считаю, что человек должен уметь храбро смотреть на последствия своих поступков, а вы?

— Достаточно было бы и его бумажника, — ответил Том, теперь окончательно убежденный, что в Овербеке произошла какая-то лажа и Виктор пытается прикрыть халтурную работу.

— У него это отрезали, когда он был еще жив, — продолжал заимодавец, потянувшись за своим «фантом», из которого на обложку книги натекла небольшая лужица гноя. — Вероятно, он умер от шока. Просекаете, Том? Или хотите, чтобы я произнес по слогам, что может произойти, — он вдруг сорвался на какой-то витийственный крик, — если мне тут не пойдут навстречу?

— Но я же иду вам навстречу, — спокойно сказал Том.

Он уже снова занял свое законное место перед мраморным камином и стоял, широко расставив ноги и балансируя на внешних краях вечерних туфель. Над каминной полкой уютно поблескивал охотничий пейзаж Джорджа Стаббса. [61] Стаббс Джордж (1724–1806) — известный английский художник, изображавший преимущественно лошадей.

— А, черт! — Виктор увидел, что из пакета накапало на его смокинг и на старинный персидский ковер. — Куда деть эту хреновину?

Том не ответил. Неважно, что он не мог сказать наверняка, был ли этот жуткий трофей частью тела Хейнса или кого-то другого. Зато теперь он точно знал, что когда он звонил в Овербек, убивали вовсе не любовника его жены.

— Прошу прощения. — Серафим развернулся и бросил полиэтиленовый пакет в пустой очаг. — Вы летом не разжигаете здесь огонь? В этом отопительном приборе? — спросил он, выпрямляясь и вытирая руки о штаны. — Видите ли, такой вопрос могут задать копы. — Искоса взглянув на Тома, Виктор вернулся к своему креслу и сел. — На вашем месте я бы почистил ковер. — Он потянулся за стаканом. — Почему бы нам наконец не поговорить о чем-нибудь приятном — о том, например, как я буду собирать дань?

Уэлфорд молчал, медленно раскуривая сигару. Да, Нед все еще у них. Но коль скоро Виктор и его головорезы больше не обладают иммунитетом, то — известно им это или нет — они лишились своего единственного преимущества.

— Прежде чем мы продолжим, вы должны узнать одну вещь, — проговорил наконец Том, выпуская густое облако дыма. — Нед не мой сын. — Позволив своим словам зависнуть в воздухе, он с минуту помолчал, наблюдая за выражением лица ростовщика, потом сделал вторую затяжку. — На самом деле вам следовало бы вести эти разговоры… — Том повернулся и стряхнул в камин пепел, — с отцом ребенка. Вы меня хорошо поняли, дерьма кусок, или произнести по буквам?

Виктор сидел, улыбаясь и качая головой.

— Думаете, я этого не знал? Не выполнил домашнее задание? За кого вы меня принимаете — за дилетанта?

— Просто вы играете не в своей лиге, вот и все, — невозмутимо ответил Том. — Знайте свой шесток, Серафим: объебывайте вон своих беззащитных ничтожеств. Продолжайте завышать ставки… глядишь, дверца в зеленом холме откроется и вы покатитесь прямиком в ад.

— Я учту такую возможность.

— Вы не слышали? Я сказал: Нед не мой сын.

— Слышал, слышал. — Виктор сидел, свесив между колен сцепленные в замок руки, и пристально разглядывал пятно на ковре. — Но позвольте мне кое-что вам объяснить. Вы его отец, отец по праву. Спросите мальчика, спросите Дока — он скажет. Вы человек, который воспитывал его с пеленок. Вы любите его как сына, верно? Человека, попытавшегося отречься от сына, можно обвинить в худшем — а я знаю, что говорю, — в самом худшем из предательств. — Виктор поднял взгляд на Тома, его темные славянские глаза под забрызганными дождем стеклами очков полыхали страстью. — У меня у самого два сына. Бог свидетель. И если в том, что я говорю, есть хоть одно слово неправды, пусть на моих сыновей обрушатся самые страшные несчастья, которые Бог уготовил человеку.