— Они неисправимы, миссис Дин. Один из них пытался заигрывать со мной, даже когда мы с ним в гараже пытались справиться с кнопкой пожарной тревоги. Я была, слава Богу, достаточно усталой и не приняла его «приглашения».
— Пожарная тревога?! — Голос Дэниела вдруг сорвался.
— Да. Один из пьяных нажал на кнопку, так что нам пришлось на пару минут эвакуировать больных, не нуждавшихся в срочной помощи, пока мы все проверили. Да, это случилось как раз в тот момент, когда вас привезли.
— Так что значительная часть отделения «скорой помощи» оставалась без присмотра?
— Не совсем, да и суматоха длилась не больше двух минут. Мы обнаружили, что тревога ложная, даже раньше, чем успели вывести всех транспортабельных больных.
На минуту Иза закрыла глаза, пытаясь представить себе, как сбитые с толку пациенты бродят, не зная, что делать, а персонал отделения «скорой помощи» пытается справиться с ситуацией и восстановить порядок, внимание их отвлечено. Возможно, все случилось прежде, чем прикрепили идентификационные браслеты. Прежде, чем Бэллу защитили.
— Эли, а возможно ли, что во время пожарной тревоги пациента оставили одного, в одной из этих кабинок, что сестры и доктора вышли, чтобы выяснить, что происходит?
Сестра задумалась.
— На несколько секунд возможно. Не больше. Все произошло очень быстро.
Иза и Дэниел впитывали эту информацию, взвешивая, возможно ли, чтобы во время суматохи произошла ошибка или преступление. В конце концов, подменить ребенка можно гораздо быстрее, чем надеть браслет. Секундное дело.
— А вы помните моего ребенка, Эли? Как она выглядела?
— Нет. К сожалению, мисс Дин. Труднее всего запомнить пациентов грудных детей. У них еще такие неоформившиеся тонкие черты, кажется, они меняются каждую минуту, а вашим ребенком я лично не занималась. Случилось так, что я возилась с другим малышом, при той суматохе, что царила тогда, я не уверена, что запомнила хоть чье-то лицо.
Мир, казалось, опрокинулся.
— Здесь был другой ребенок? Девочка? — Иза и Дэниел, казалось, пытались опередить друг друга, выкрикивая этот вопрос.
— Да. Мать уронила ее и была очень обеспокоена, но девочка оказалась в полном порядке. Мы быстро проверили ее.
— А на ней был идентификационный браслет?
— В нем не было нужды. Ее ведь не регистрировали в качестве пациентки.
— Но она была здесь во время пожарной тревоги? В то же самое время, что и я?
— Безусловно.
— Эли, это очень важно. Не можете ли вы припомнить имя матери?
— Нет, не могу. Кроме того, нам не полагается давать информацию другим пациентам.
— Послушай, Эли, — беспокойство Дэниела было очевидным. — Может быть, это самое важное, о чем я когда-либо просил тебя. Самое важное !
— Ты серьезно?
— Абсолютно.
Сестра настороженно посмотрела на них, потом оглянулась.
— Ну ладно, я думаю, имя не является врачебной тайной. Подождите здесь минутку.
Она скоро вернулась, держа в руке большой конверт, из которого извлекла листочек бумаги.
— Смит. Фамилия была Смит. Просто фамилия ребенка, никакого имени матери здесь нет.
— Вы шутите, — запротестовала Иза. — Наверняка есть еще какие-нибудь данные.
Эли пожала плечами.
— Так случается. Часто. Люди не хотят давать свое полное имя в отделении «скорой помощи». Во всяком случае, ребенок не был принят в больницу, ее не лечили, просто осмотрели. И вся эта суматоха… Очень сожалею.
Иза и Дэниел были обескуражены неудачей.
— Здесь есть адрес.
— Адрес нам подойдет, благодарю вас. — Рука Изы дрожала, когда она записывала его. Билшей Крещент. — Еще один, последний вопрос. Не можете ли вы вспомнить, как она выглядела?
— Ребенок? Нет.
— Мать.
Эли нахмурилась, пытаясь сосредоточиться.
— Полагаю, она была молодая.
— Худая? Блондинка?
— Мммм, кажется, да. А что, вы ее знаете?
Изе казалось, что все ее тело горит, по жилам, словно кислота, растекается истина. Да, она знала мать. Теперь ей казалось, что она понимает, как пропала Бэлла — не идентифицированная, посреди всей этой суматохи…
И как могло получиться, что ей оставили чужого мертвого ребенка.
В конце концов, где какой ребенок, решает простая бумажка. Бюрократический аппарат.
Пол Деверье.
Когда они нашли нужный адрес, оказалось, что Билшей Крещент выходит тыльной стороной на реку. Это был длинный ряд викторианских домов. Красный кирпич, причудливые черепичные крыши в стиле прошлого столетия, осыпающаяся краска, маленькие палисаднички перед входом, запертым и темным, без признаков жизни. Занавески задернуты, заглянуть внутрь невозможно, звонок сломан. Никто не ответил и на их стук. Они ничего не нашли, кроме маленькой медной таблички возле звонка, которую с трудом прочли при свете уличного фонаря. Табличка гласила, что они прибыли в «Миссию Милосердия».
Читать дальше