Том Харпер - Затерянный храм

Это был Мьюр. Мокрая рубашка прилипла к его груди, и он казался более худым, чем раньше, даже каким-то одичавшим. Выражение лица Джексона было таким же незатейливым — кажется, если бы мог, он бы кинулся на Мьюра и разорвал его. Но стальной нос автомата Томпсона, торчащий из-за плеча Мьюра, заставил Джексона передумать.

— Пришел пошпионить за нами?

— Я вообще-то уже отошел от дел. Мечтаю о светленьком домике в рабочем раю.

— Давно ли? — Злость Джексона прошла так же быстро, как и появилась. Осталось только горькое чувство поражения.

— Ну, некоторое время. У меня в университете были друзья. Уже тогда кое-кто из нас понимал, что только у Советов хватит духу противостоять фашистам. Некоторые юные идиоты отправились в Испанию, чтобы безнадежно-романтически там погибнуть. Мы хотели сделать что-нибудь такое, что действительно изменило бы ход вещей. Мы хотели помочь им.

— Помочь? Где, в чем? В лагерях? В инсценированных судах? В расстрелах?

— Они спасли мир, — отрезал Мьюр. — А мы, да и янки, — так, с боку припека. Они выиграли войну на восточном фронте, платя за победу жизнями. Знаете, сколько их погибло? Миллионы. А теперь посмотрите, что вы собираетесь им устроить. Зачем американцам так нужен шестьдесят первый элемент?

Мьюр уставил на Джексона холодный вопросительный взгляд. Джексон смотрел в пол и крутил веревки у себя за спиной.

— Господа в Вашингтоне хотят привести пример своим бывшим союзникам. Дать Советам пищу для размышлений. Не Москва и не Берлин… наверное, Сталинград. Показать, что они могут сделать то, что не удалось нацистам.

— Это было бы поучительное зрелище, — пробормотал Рид. — А вы что собираетесь с ним делать?

— Разве непонятно? — пожал плечами Мьюр.

Гранта охватило оцепенение, такое же, как и тогда, в Белых горах, когда он навел пистолет на Алексея и попытался спустить курок. Он посмотрел на Джексона, который ответил ему полным холодной решимости взглядом, а потом перевел глаза на Мьюра.

— Не знаю, кто хуже — ты или он.

Лицо Джексона было жестким и безжизненным.

— Думаю, скоро узнаешь — когда они заберут себе щит.

— Ничего не меняется, — произнес Рид.

Он кивнул на резьбу на стенах, на длинные панели, заполненные миниатюрными изображениями людей и лошадей, колесниц и оружия. На одной из панелей двое воинов стояли между курганом из оружия и кучей мертвых голых тел. На другой мужчина тащил группу женщин к входу в шатер.

— Может быть, — ответил Мьюр. — Но вряд ли в следующей войне найдутся герои, которых захотят воспеть поэты. — Солдат за его спиной что-то тихо сказал. Мьюр кивнул и повернулся, чтобы уйти. — Наверное, мы с вами еще увидимся. Хотел просто, чтобы вам кое-что стало понятно. Ну, в память о прежних днях. Надеюсь, для вас это не стало таким уж сюрпризом.

— Не стало, — вдруг произнес Рид. — Ты всегда был дерьмом.

Тишина осела в маленьком помещении, словно пыль. Слышно было, как в главном зале звенят и брякают сокровища храма. Их собирали и выносили оттуда, время от времени раздавались голоса солдат. Джексон забрался в угол подальше от остальных и делал вид, что спит. Рид задумчиво разглядывал резьбу на стенах. Грант, извиваясь, подобрался поближе к Марине.

— Они сделали тебе больно?

— Немного. Им не пришлось работать долго. Мьюр им и так все рассказал.

— Если мы выберемся отсюда, я убью его. — Он не видел ее лица, но понял, что она улыбается. — Какая физиономия была у Джексона, когда он понял, что Мьюр — один из них… На это стоило посмотреть. Он еще будет смеяться последним. — Грант повернулся, чтобы видеть ее. — К тебе это не имеет отношения. Может быть, ты могла бы убедить их. В конце концов, у тебя брат… Заставила бы их подумать…

— Нет. — Она, закинув голову, коснулась затылком стены. — Если бы и могла, я бы тебя не оставила.

— Мы выберемся.

— Ну, это вашего положения не облегчит, — произнес голос от двери.

Все четверо подняли глаза. В проеме стоял Бельциг. Он больше не был гордым арийцем, конкистадором от археологии, каким выглядел на той фотографии. Спина ссутулилась, а неудачный покрой костюма только подчеркивал угловатое тело. Глаза были окружены глубокими морщинами.

— И вы пришли позлорадствовать.

Бельциг что-то тихо сказал часовому и вошел в квадратное помещение. Он подошел к дальней стене и взял из ниши потемневший от времени шлем. Подержал его в руках, глядя так, словно мог увидеть древнее лицо под шлемом, и что-то пробормотал.