Джозеф Д'Лейси - Мясо

Вот такие простые слова для простых горожан. Она любила эти слова и знала Книгу даров наизусть. И все равно читала ее вслух, как будто сам процесс чтения усиливал мощь послания. Здесь, в архиве, у нее была возможность заглянуть в прошлое нескольких поколений, вернуться к тем временам, когда первые семьи поселились в городе. Они принесли с собой свои навыки, инструменты, технологии и начали жить в городе так, как того требовал Господь. У них была Книга даров, у них была вера, и этого было достаточно. С тех пор в городе мало что изменилось.

Она хотела найти сведения о первых Шанти и узнать о них как можно больше. Может, в материалах о предыдущих поколениях она бы нашла ключ к разгадке тайны по имени Ричард Шанти. Если нет, то она могла бы просмотреть более поздние записи и проверить, кто еще родился примерно в то же время. Не исключено, что Ричард Шанти был тем, за кого себя и выдавал. Но с таким же успехом можно было предположить, что он лжет.

И она собиралась восстановить истину.

Майя стояла у подножия лестницы и прислушивалась. Близняшки вообще-то не шумели за игрой, да и запах еды, распространявшийся из кухни, обычно заставлял их выйти из спальни. Она вот уже полчаса возилась у плиты, и ужин был почти готов, но девочки все еще не спускались.

Дверь их спальни была закрыта. Обычно они держали ее запертой, когда играли, а потом, когда гасили свет, просили оставлять ее открытой. Майя могла слышать их приглушенные голоса, восторженный шепот. Но почему они шепчутся? И почему ей кажется, будто дверь закрыли намеренно? Возможно, все это было игрой ее воображения, но ей так и виделась табличка с надписью «Не входить» на запертой двери.

Вместо того чтобы позвать дочерей мыть руки перед ужином, она начала подниматься по лестнице. Майя старалась ступать по внешнему краю ступенек, где дерево было не таким рассохшимся и, значит, не так скрипело. На подходе к лестничной площадке лестница сужалась, и следующий пролет уходил наверх. Майя была особенно внимательна, становясь на последние ступеньки.

Голоса дочерей звучали громче, но все равно слова невозможно было разобрать. Ей показалось, что она слышит театральное причмокивание и похожие на мычание звуки, как если бы кто-то наслаждался вкусным тортом. Так вот, значит, в чем дело. Кукольное чаепитие. Неудивительно, что они так увлечены. Майя и сама в детстве часто играла в эту игру и до сих пор помнила, насколько она захватывает. Пупсы, плюшевые игрушки, деревянные солдатики — все гости ели и пили, нахваливая хозяйку.

Она повернула дверную ручку тихо, насколько смогла, чтобы хоть краем глаза увидеть игру. Ей хотелось хотя бы на миг окунуться в мир простых и невинных радостей, отвлечься от суровой реальности города и ее жизни с Ричардом.

Майе это удалось, и она провела больше, чем миг, за созерцанием игры, прежде чем увлекшиеся девочки заметили, что она стоит в дверях и наблюдает за ними. Да, это действительно было чаепитие. Приглашены были все игрушки: слепой лысый мишка, солдатики, несколько кукол и даже резиновый клоун, от которого пахло химикатами и которым из-за этого редко играли.

Гости были рассажены вокруг самодельного стола, которым служила перевернутая банка из-под печенья, а скатертью была белая бумажная салфетка. Перед каждым гостем были приборы: крохотные ножи и вилки, миниатюрные тарелки и бокалы для вина в виде наперстков. На каждой тарелке лежала какая-то часть тела куклы: плечо, бедро, голень, ступня, кисть. Туловище, подобно батону, было разрезано на четыре куска. Гемма и Гарша «угощались» хлебом.

Майю поразило внимание к деталям. Девочки подготовили куклу, прежде чем разделывать ее для дорогих гостей. Они практически обрили ее наголо. Майя разглядела, что удалены по две фаланги с каждого пальца крошечных рук, отрезаны большие пальцы. Она заметила, что у лежащих на тарелках ступней недостает большого пальца. Бритая голова куклы валялась в стороне, но в верхнем «срезе» туловища просматривалась шея и след от оглушения куклы перед забоем.

— Привет, мама, — сказала Гарша. — Не хочешь присоединиться к вечеринке? Мы приготовили мяса для всех!

День, когда парни Магнуса пришли за Джоном Коллинзом, начинался как обычно с тех пор, как он перебрался в Заброшенный квартал.

Ему не требовался будильник. Утро было для него слишком важным временем суток, и он чувствовал его приближение даже во сне. Как будто у света был голос. Этот голос напевал ему, и во сне он понимал язык, но стоило ему проснуться, как все слова забывались, и в памяти всплывал лишь радостный и исполненный энтузиазма хор миллионов голосов.