Джозеф Д'Лейси - Мясо

Мэри Симонсон ушла, и только после этого Ричард вонзил острие своего ножа в кусок мяса на тарелке. От проповедницы остались лишь воспоминания об ее многослойной красной мантии. Некоторое время все молчали. Майя первой нарушила тишину.

— Господи, Ричард, что ты ей наговорил? — медленно сказала она. — Что произошло, скажи на милость?

При четырех свидетельских показаниях «против» и в отсутствие хотя бы одного голоса в его защиту объяснение Снайпа с Рори Магнусом было кратким. Большую часть времени он молча простоял в гигантском кабинете хозяина, глядя под ноги, на ковер из коровьей шкуры. Когда он изредка осмеливался поднять взгляд, то видел перед собой странное выражение лица Магнуса. Снайп даже не рассчитывал на столь неожиданную реакцию. Хозяин вовсе не был в ярости. Казалось, его забавляло происходящее, и на его лице играла блудливая улыбка, пока он раскуривал сигару и потягивал водку. Иногда возникало ощущение, что он и не слушает то, что ему говорят.

У Снайпа появилась слабая надежда на то, что из-за совершенного им греха на него не обрушится вся мощь гнева Магнуса. Может, повезло, и они застали его в благодушном настроении. А может, слухи о наказаниях Магнуса были сильно преувеличены и служили для того лишь, чтобы держать рабочих в страхе. Минут через десять Магнус отпустил дояров, и Снайп остался наедине с Мясным Бароном и его телохранителем.

Когда на лестнице стихли шаги, Магнус наконец обратился к Снайпу:

— Ты удивишься, когда узнаешь, сколько таких извращенцев я здесь повидал, Снайп. Одни предпочитали трахать телок, другие быков. Мне плевать, чем они там занимались, потому что, после того как я об этом узнавал, они больше никогда этого не делали.

Снайп боялся встречаться глазами с хозяином — у того был суровый взгляд. Опасная игривость Магнуса в сочетании с его, Снайпа, собственным позором — пожалуй, это было чересчур.

— Секс всегда, даже в лучшие времена, был рискованным занятием. Никогда не знаешь, на какую мразь, выдающую себя за женщину, нарвешься в этом городе. Неудивительно, что зачастую скотина выглядит куда привлекательнее для моих рабочих, нежели их жены и потаскухи. Я этого не понимаю, но, во всяком случае, могу себе представить, как все происходит.

Магнус замолчал и после короткой паузы продолжил:

— К сожалению, меня беспокоит потенциальный ущерб, который может быть нанесен моей собственности, и неуважение к ней. Вся живая тварь в этом городе принадлежит мне, и тот, кто относится к ней без должного почитания, должен за это расплачиваться. Что мне непонятно, так это то, почему мои рабочие до сих пор не уяснили это своими куриными мозгами. Да, это нигде не прописано, но всем известно, какой штраф грозит за ущерб моему бизнесу.

Магнус откинулся на спинку кресла с такой силой, что оно скрипнуло.

— Я так полагаю, ты читал Книгу даров.

Снайп был вынужден заполнить вакуум молчания, воцарившегося после этой реплики.

— Да, мистер Магнус.

Магнус поджал губы, и по выражению его лица можно было догадаться, что он мысленно закрыл для себя тему.

— В таком случае мне больше нечего тебе сказать. Бруно, организуй доставку Снайпа в стадо. И разыщи Рубщика. Проследи, чтобы Снайп был переработан на мясо немедленно. Я хочу, чтобы уже к вечеру от него осталась только колбаса.

Он подлил себе водки.

Бруно схватил Снайпа за шиворот — это была его фирменная хватка — и потащил его в дальний угол кабинета. Там, за портьерой, скрывалась деревянная дверь. Бруно открыл ее и вытолкал Снайпа на темную лестницу, которая вела вниз.

— Да, Бруно, и оставь дверь открытой, хорошо? Я, может, заскочу, проверю, как справляется Рубщик.

Как и у многих рабочих завода, у Шанти отсутствовал палец. В его случае это был большой палец правой руки. Но, в отличие от тех, кто получил производственную травму, он потерял палец в результате несчастного случая, о котором у него даже не сохранилось воспоминаний. Ему еще не было и года, когда это произошло, так что он научился вполне обходиться без пальца. Во всяком случае, это совсем не мешало ему в работе с пневматическим пистолетом.

Администрация ценила его сноровку, поскольку она сулила высокую производительность забоя. Шанти всегда считал себя добрым и сострадательным человеком и старался умерщвлять скот быстро и безболезненно, насколько это было возможно. Ему была невыносима мысль о страданиях любого живого существа, кроме себя самого. То, что он наблюдал каждый день на конвейере, было вовсе не парадом безмозглой скотины и не чередой безучастных лиц животных. Не мучил он себя и мыслями о том, что перед ним проходят чьи-то жизни. Это была слишком страшная реальность. Калейдоскоп глаз — вот что видел Ричард Шанти изо дня в день, наблюдая колонны Избранных.