Максим Шаттам - Кровь времени

— Он… он здесь? — наконец удалось ему задать вопрос.

— Кто — мужчина, который доставил мне удовольствие?

Джереми страстно желал ненавидеть ее, питать к ней отвращение, выбросить ее из своей жизни. Ведь она не сказала «господин Кеораз» или даже «мой муж», что само по себе было бы мучением для него. Нет, она изменила эту фразу так, чтобы получить наибольшую радость от его боли. Еще хуже то, что она знала: Джереми любил ее, считал их встречи в постели единственной возможностью испытать эмоции. Только спящая Иезавель не вела с ним свою игру, она была сама собой только в те моменты, когда лежала рядом с ним обнаженной. И лишь тот, кто владел ею в момент оргазма, видел ее истинную натуру.

Ревность нахлынула мгновенно — а Джереми думал, что больше не способен на такие чувства. Иезавель знала его и подтрунивала над ним.

— Он отправился в гости к своим лондонским друзьям, — сообщила она. — А что? Ты хотел бы с ним поговорить?

— Прекрати. Мне нужна именно твоя помощь. Речь идет не обо мне, а о детях.

По выражению ее прекрасного лица Джереми понял, что попал в цель.

— Речь идет о пропавших детях из твоей школы.

Женщина положила надкушенный кусок хлеба прямо на скатерть; глаза ее сузились до такой степени, что превратились в две длинные темные щелки.

В это время Азим топтал мощеные и грунтовые улицы восточных кварталов Каира. Он поручил художнику нарисовать как можно более точный портрет последней жертвы и при этом постараться сгладить раны, которые деформировали лицо убитого. Детектив Мэтсон попросил египтянина предоставить ему часть расследования, связанную с учреждением, где учились убитые дети, но при этом вовсе не предписывал коллеге полностью отстраняться от дела.

По дороге в полицию Азим установил личность четвертой жертвы. Для этого ему пришлось опросить нескольких местных жителей, и один из них сразу опознал ребенка по портрету: Селим Йехья, десять лет. Азим передал эту информацию в канцелярию полиции. К счастью, при поступлении в школу дети проходили регистрацию и сообщали о себе максимум информации, начиная с адреса, где их можно отыскать. Старые кварталы Каира обладали определенной особенностью: далеко не все здешние улицы имели название и еще меньше домов — номера. Тому, кто спрашивал дорогу, приходилось, как правило, руководствоваться четкими ориентирами, например фонтаном, домом с голубыми ставнями или перекрестком, где сходятся пять улочек. Адрес Селима был записан именно по этому принципу.

Незадолго до полудня египтянин отыскал родителей ребенка и стал для них вестником скорби. Он кратко допросил родственников среди рыданий и криков ярости, а затем ушел прочь по темной улице, где жили эти люди. Селим обладал теми же чертами характера, что и предыдущие жертвы: спокойный, жизнерадостный и любознательный ребенок, поэтому и учился в школе Кеораза. Неприятностей не искал, и самое главное — о нем говорили как о послушном мальчике. Как же убийце удалось заставить вполне здравомыслящих детей покинуть свои дома глубокой ночью, причем по собственной воле?

Желание узнать побольше о заведении, где учились дети, заставляло Азима буквально кипеть от нетерпения. Но он обещал детективу Мэтсону ничего не делать и ждать. Чтобы решить проблему, нужно понять, каким способом убийце удавалось выманить детей. Азим предчувствовал, что ответ на этот вопрос станет ключом к успеху расследования. «Чем же он привлекал маленького мальчика или девочку? — рассуждал детектив. — Как убеждал их покинуть свои дома посреди ночи, бесшумно, не предупредив об этом никого из родных?»

Европеец, располагающий деньгами или какими-нибудь диковинными предметами, мог бы возбудить у детей любопытство. Но из этой гипотезы вытекало, что убийцей должен быть англичанин, свободно говорящий по-арабски и способный внушить детям доверие. Кроме того, на него скорее, чем на араба, обратили бы внимание в этих кварталах, то есть он серьезно рисковал. Если только он не перемещался по улице одетым в джелабу и не знал район в совершенстве, так чтобы избегать оживленных улиц. В конечном итоге все могло быть. Азим раз за разом оценивал логичность этих умозаключений и никак не мог остановиться в своих рассуждениях.

Оставалась одна дерзкая идейка, но она была практически неприемлема: речь шла об обаянии убийцы, граничащем с черной магией, — умении очаровать другого человека, подобно тому, как это делали гул. Согласно легендам, они заманивали своих жертв с помощью демонических манипуляций, лжи и чародейства. Конечно, это предположение было абсурдным, как и слухи, будоражащие восточные кварталы.