Филипп Делелис - Последняя кантата

Ни всяческие манипуляции с многочисленными мраморными фигурками, ни расшифровка текста эпитафии с помощью чисел «Музыкального приношения» не принесли никакого результата. Жорж Пикар-Даван снова предложил связаться с администрацией города, чтобы заставить памятник раскрыть свой секрет, но Жиль воспротивился этому. Все четверо пошли в левый неф и сели на скамью, откуда продолжали рассматривать монумент, и им казалось, что бесчисленные элементы барокко посмеиваются над ними.

— Все это абсурд! — сказал Паскаль. — Просто смешно! Пора кончать, Летисия…

С этими словами он с такой силой сжал запястье Летисии, что она едва не вскрикнула. И она снова почувствовала напряжение, объяснить которое нельзя было только их поисками. Ей стало не по себе.

Неожиданно снова заиграл орган. Это была «Пассакалья» в до минор. Органист еще не успел сыграть первые такты, как Летисию вдруг осенило. Она повернулась к Жилю:

— Пять нот! Это пять нот дают подступ к секрету! Аккорд уменьшенной септимы — символ смерти… для монумента!

Она вскочила, подбежала к главной кафедре церкви и поднялась на нее. Отец и Паскаль недоумевающе смотрели на нее, а Жиль подошел к скульптуре. Звуки «Пассакальи» вдруг смолкли, а через несколько секунд прозвучали пять первых нот королевской темы. Это Летисия заняла место органиста. Она сыграла всю тему, которая никогда еще не была исполнена ею так умело и драматично. Слишком форсированная, она словно бы не походила на самое себя, но было совершенно очевидно, что Летисия и не заботилась об эстетике музыки. Она сыграла пять нот синхронно, наполнив церковь разнозвучным аккордом уменьшенной септимы. Ее отец сделал вид, что он затыкает уши, а два туриста торопливо покинули церковь.

И перед неверящим взглядом Жиля монумент вдруг ожил. От резонанса скрытый механизм повернул коринфскую колонну слева. Два свитка упали на пол.

Лейпциг, наши дни

На секунду Жиль застыл, с недоверием взирая на свитки, выпавшие из тайника. Летисия оборвала игру и спустилась с кафедры, Паскаль и Жорж Пикар-Даван подошли к монументу.

Жиль наклонился и поднял два пергаментных свитка, перевязанных красной шелковой бечевкой.

С необычайными предосторожностями он развернул один из них. Это была написанная от руки партитура кантаты, которая называлась «Una Sancta Ecclesia». [156] «Единая Святая Церковь». Сверху, слева, были начертаны буквы SDG, Soli Deo gloria, а внизу, справа, подпись Иоганна Себастьяна Баха.

— Подпись его, в этом нет никакого сомнения, — прошептала Летисия. — Это неизвестная кантата. Она из числа той сотни кантат, которые так и не были найдены…

— Но почему она написана на латыни? — удивился ее отец. — Все кантаты Баха написаны на немецком…

— Исключение, наверное, как «Магнификат» или «Месса си-минор», — напомнил Жиль. — Но о чем нам это говорит?

Передав первый манускрипт Летисии, он осторожно развернул второй. Это был текст на немецком языке, тоже подписанный Бахом и датированный 29 мая 1729 года, но перевести его Жиль не смог. То же самое и с тем же результатом попытался сделать Жорж Пикар-Даван. Летисия предложила обратиться за помощью к экспертам «Архива Баха». Жиль с живостью одобрил это, а Паскаль воспротивился, считая, что не стоит так уж сразу рассказывать об их находке.

Они вышли из церкви, пересекли площадь и вошли в дом, где находился «Архив». Биргита встретила их несколько тревожным взглядом. Увидев в их руках какие-то бумаги, она спросила, что это, и, узнав, тотчас же решила присоединиться к их расследованию. Сначала она хотела положить манускрипты в надежное место и проконсультироваться с директором «Архива», но по настоянию Жиля согласилась сначала прочесть их сама. Она провела всех на второй этаж, в так называемый «летний зал», предназначенный для камерных музыкальных концертов, где находилась и копия инструмента эпохи Баха.

Биргита положила оба манускрипта на крышку инструмента и начала изучать партитуру.

— Да, это подлинная кантата Баха… Неизвестная… Но главное… Здесь что-то есть еще… О, это невозможно!..

На ее лице явно читалась тревога. Она отложила партитуру, чтобы прочесть текст второй рукописи.

Четверо французов жадно смотрели на нее, пытаясь догадаться, что там, в тексте, который она медленно, с трудом читает. Она тихо пробормотала несколько невнятных слов, из которых они поняли только одно: unmöglich — невероятно…

— Что там? — в нетерпении спросил Жиль. — О чем этот текст? Он действительно принадлежит Баху?