Нельсон Демилль - Спенсервиль

– Когда начнешь раскаиваться в том, что наделала.

– Я уже раскаиваюсь, Клифф. Мне очень жаль, что так получилось. Когда ты меня простишь?

– Никогда. Но в один прекрасный день я могу сделать твою жизнь чуть-чуть полегче. Однако до этого дня нам еще очень, очень далеко.

Она кивнула, отлично сознавая, что такой день никогда не наступит. Энни понимала: опасно напоминать ему, что детей нельзя будет долго держать в отдалении, что на День благодарения или самое позднее на Рождество они захотят приехать на Грей-лейк. А кроме того, существовали ведь и ее сестра, ее родители, другие родственники, да и его родные тоже. Однако напоминание о том, что есть внешний мир, с которым все равно придется считаться, могло бы побудить его сорваться, и тогда неизвестно, чем и как все обернется. Однако, спросив насчет возможности позвонить по телефону, она уже затронула эту тему и теперь видела, что Бакстер задумался.

– Если я позвоню, люди не будут недоумевать, куда мы пропали, – проговорила она. – Скажу им, что мы уже вернулись из Флориды и…

– Об этом пусть у меня голова болит. Может быть, на следующей неделе или через неделю. Пока мы для всех во втором свадебном путешествии во Флориде. Я не обязан ни перед кем отчитываться. Я в длительном отпуске, и никому, кроме меня самого, нет никакого дела, где и как я его провожу. Дети уже не маленькие, у них своя жизнь и им на нас наплевать. Буду им время от времени звонить.

– Хорошо, – кивнула она. Потом посмотрела на него и спросила: – Клифф, ты заставил меня заплатить за то, что я сделала, – я получила по заслугам. Почему бы теперь нам не сделать вид, будто ничего не случилось и не вернуться в Спенсервиль? Ты же сам понимаешь, что тебе нужно назад, на работу, что тебе еще несколько лет дослуживать. Я поняла, как надо себя вести, я очень… сожалею о том, что случилось, и подобное больше не повторится, обещаю тебе. Ты именно тот, кто мне и нужен. – Говоря все это, она внимательно наблюдала за ним и видела, что ее слова достигают цели, он начинает над ними задумываться. – Ни к чему нам торчать здесь слишком долго, – продолжала Энни. – Я поняла, что должна делать, чтобы ты был доволен и счастлив, и могу заниматься этим и в Спенсервиле. А если мы через пару-тройку недель вернемся, то избежим необходимости отвечать на массу вопросов. Договорились?

Он молчал не меньше минуты, потом поднялся, но так ничего и не сказал. Клифф пристально смотрел на нее, и она тоже встала, еще плотнее обернув вокруг себя одеяло. Они глядели друг на друга, и Энни чувствовала, что в нем происходит какая-то внутренняя борьба. Она не знала, в какой мере его поведение было продиктовано яростью, а в какой являлось следствием каких-то психических отклонений. Ее пугало, что за эти последние три дня он нисколько не успокоился – даже наоборот, держался все хуже и хуже.

Наконец Бакстер улыбнулся и приветливо произнес:

– Похоже, тебе захотелось вернуться к тому, как мы жили, только чтобы было еще лучше, чем раньше.

– Да.

– Значит, ты меня любишь. Иначе ты бы не стала обещать и делать все это человеку, который тебе неприятен.

– Да, не стала бы.

– Ты меня любишь? – спросил он.

Энни не отвечала.

– Скажи, что ты меня любишь.

Она понимала, что должна сказать, всего лишь произнести эти три слова, – в противном случае он поймет, что все сказанное ею до сих пор было ложью.

– Скажи мне, что ты меня любишь.

– Нет, не люблю.

– Не верю. Но я тебя люблю.

– Если бы ты меня любил, ты бы со мной так не поступал.

– Я не сделал ничего такого, на что ты не напросилась бы сама. Разве я поступал так с тобой прежде, пока ты не сбежала и не разлеглась под этим типом? Поступал?

– Ты… нет, не поступал.

– Вот видишь?! Тебе просто не нравится расплачиваться. Не нравится отвечать за свои поступки. Вот в чем беда с вами, бабами. Вечно стремитесь получать что-то за просто так, проехаться на халяву и ни за что не платить. Ты сама устроила все это дерьмо в Спенсервиле. И так легко теперь не отделаешься.

– И ты тоже.

– Что ты хочешь этим сказать, сука?

Она не ответила.

– Снова ремня захотела?

– Нет.

– Я думаю. Так значит, ты меня не любишь. Ничего, полюбишь. И когда ты в конце концов произнесешь эти слова, то произнесешь их искренне. Абсолютно искренне, от всей души. Ты скажешь: «Клифф, я тебя люблю». Так что, если бы у меня стоял тут детектор лжи, он бы мне подтвердил: ты говоришь святую правду. Но вот что я тебе скажу, голубушка: никакой детектор лжи мне не нужен, потому что, когда придет такой день, я это сам почувствую и ты тоже.