Лесли Форбс - Пробуждение Рафаэля

— Графиня… — смущённо заговорила она, — она… Такой чудесный ланч… Как вы познакомились с ней?

— Как познакомился?

— Да… это было в Германии или?..

— Нет, мы познакомились здесь, не в Германии. Её старший брат, Дитер, несколько лет перед войной был моим репетитором — и лучшим другом.

— Он познакомил вас… позже?

— Нет… нет… он… умер. Он умер до того, как мы с Гретой встретились.

— Как же?..

— Он… погиб недалеко отсюда во время отступления немецких войск. Так мы слышали. Грета приехала в пятьдесят шестом в Урбино попробовать отыскать его могилу. Тогда мы и встретились в один из моих редких наездов сюда.

— И она… нашла его могилу?

Вопрос, казалось, ошарашил Маласпино.

— Я… не… нет, его так и не нашли… то есть… могилу… не было… её не нашли.

— Ох, простите, если…

Взяв её под руку, он повёл её назад к вилле.

— У нас есть много такого, о чем мы могли бы поговорить, дорогая Шарлотта. Очень надеюсь, что, увидев нашу коллекцию, вы согласитесь остаться.

— Да, уверена… и думаю, мы действительно… остальные будут, то есть… вы были так добры ко всем нам…

— Знаете, у нас на то есть своя тайная причина. Жена рассчитывает уговорить Джеймса уделять поменьше внимания в своей программе нападению на Рафаэля, уважить мой город, когда это лицо будут демонстрировать на весь мир. Ведь, в конце концов, он хочет показать торжество по случаю реставрации картины.

— Да… — Шарлотта постаралась не выдать своих сомнений относительно благородства намерений Джеймса. — Это часовня? — поспешила она переменить тему.

— Очень скромная, — ответил граф, кивая на безмятежную маленькую церковь в неоклассическом стиле, к которой они приближались. Она была столь совершенных пропорций, что казалась величественным собором, который видишь издалека. — Но довольно красивая внутри, думаю, вы с этим согласитесь.

Он достал из кармана большой ключ и отпер деревянную, покрытую искусной резьбой дверь. С глухим стуком закрыв её за ними, он щёлкнул выключателем, и четыре барочные люстры, каждая размером с «вольво», озарили внутренность часовни.

— Ох! — воскликнула изумлённая Шарлотта.

Одну из стен часовни украшала фреска с изображением Урбино — воплощение её представления о Камелоте, а на кобальтовом небе свода хоровод толстых розовых херувимов и светловолосых ангелочков с серьёзными лицами трубили в трубы, играли на лирах и флейтах, держали в руках оливковые ветви и хоругви. После запущенности бассейна было неожиданным наслаждением видеть это празднество плоти.

— Очаровательно, не правда ли? — заметил граф. — Конечно, не высокое искусство, но по-своему мило…

Они медленно прошли вперёд, чтобы присоединиться к изображённой на фреске процессии вельмож, возглавлявших караван лошадей и мулов с грузом сокровищ.

— Поклонение Младенцу Христу, — пояснил граф.

Каждая из торжественных фигур, которых он называл, была его родственником, давно умершим.

— Безымянного художника, должно быть, попросили изобразить столько моих предков, сколько уместится.

Двенадцать рядов деревянных скамей, украшенных резными херувимами, были обиты красным бархатом.

— Часовня до сих пор действующая? — спросила Шарлотта.

— О да. Но я хочу, чтобы вы увидели настоящее сокровище. Мою личную коллекцию.

Он отпер другую дверь, ведущую в частную молельню, или комнату священника, — крохотное душное помещение, где после радостно-сентиментальной картины им предстало совершенно иное зрелище — мрачное и кровавое. На тёмно-красной стене, в раме, висела святая Агата Сицилийская, протягивающая свои груди в оловянных чашах, словно вазочки с мороженым у Прокопио; Фома Неверный, вкладывающий перст между рёбер Христа, словно пробуя крем; томный женоподобный святой Рокко, вывернувший мускулистые ляжки, демонстрируя чумные язвы у самой промежности, рядом с ним усталая собака или волк. Несколько изображений святого Себастьяна — Шарлотта узнала одно, кисти отца Рафаэля, и другое, написанное делла Франческой, ещё несколько могли быть работы Джотто. Все прекрасные и все крайне нуждающиеся в реставрации. Она чувствовала, что граф в свою очередь изучает её реакцию на увиденное.

— Картины принадлежали моему отцу, — сказал он. — После его смерти никто не касался их.

— Они очень… необычны, — сказала она осторожно.

— Нравится коллекция?

— Живопись очень хороша…

— А тематика вас не тревожит?..

— Тематика очень… интересна…