Лесли Форбс - Пробуждение Рафаэля

К тому же день был необычно жаркий для октября. «Надо захватить воды, — подумала Шарлотта, поворачивая назад к безопасной вилле «Роза», — наверно, выпила слишком много вина за ланчем».

На том же гребне холма, по той же тропе примерно в километре впереди Шарлотты спускался учёный, который приехал на короткое время домой после многолетней отлучки. Профессор Серафини из Итальянского комитета по исследованию паранормальных явлений и Шарлотта, таким образом, смотрели на поле в долине практически с одной точки, и тем не менее профессор ничего не видел. Ни охотников, ни преследуемого. Несколько недель спустя, слушая рассказ Шарлотты, он заявил, что математически невозможно увидеть то, что, по её утверждению, она видела, находясь в том месте в то время дня. На обороте конверта он начертил схему: два склона, угол, под которым падали солнечные лучи на глубокую долину, и поля между холмами Сан-Рокко и тем, на котором она находилась. Начертил очень аккуратно, пунктирными линиями, обозначив углы символами a, b, c и т. д. Потом, сказав что-то вроде: «С началом координат х, у, z в точке 0 (это вы, Шарлотта)…», сослался на лоренцевские преобразования от неподвижной системы координат к движущейся, «которые заменили Галилеевы преобразования».

Шарлотта, признаться, ничего не поняла из объяснений Серафини, но к тому времени для неё это уже не имело никакого значения; ей не требовались математические доказательства того, что она видела собственными глазами и чему предпочла возвращение под защиту виллы «Роза». Тем не менее она сохранила конверт Серафини как напоминание об ограниченных возможностях науки, сунув его в записную книжку к открытке с тем рисунком Гойи, подпись к которому словно подводила итог этому странному случаю: «Сон разума рождает чудовищ».

Мута дождалась захода солнца и, удостоверяем что охотники не последовали за ней вверх по ручью, многомильным окольным путём, занявшим несколько часов, вернулась, путая след, в Сан-Рокко. Она чувствовала себя в относительной безопасности, несмотря на зловещее сияние огромной красной луны, пока не оказалась близ бетонных двориков, где закалывали свиней. Меж лопаток возник и пополз по шее холодок, и почти тут же она заметила жёлтые огоньки, тогда как в этот час полагалось светиться только светлякам своим бледно-голубым светом. На сегодня забой уже должен был закончиться. Она ползком пробралась вперёд в кусты над двориком, где в углу сбились свиньи, тесно прижавшись одна к другой, подальше от глыбы пронзительно-розовой плоти, которая распласталась, или её распластали , на внутренней калитке.

Против жёлтого, неурочного света темнели силуэты людей, неясные и незнакомые, кроме одного — мужчины много старше остальных, который стоял в стороне, наблюдая, как другие растягивают что-то голое и бескостное, как свежеснятая, но ещё не разделанная шкура.

Мута успела узнать это что-то своих жутких видений и, заметив блеск большого свежевочного ножа, поняла, что всё начинается снова, и поползла на четвереньках назад сквозь заросли ракитника и колючего можжевельника по жёсткой поросли дикого тимьяна. Когда она наконец поднялась на ноги, ладони её кровоточили, но перед глазами продолжало стоять его лицо, подкрепляя подозрения, что убийцы вновь собираются, как позже соберутся вороны над двойными холмами Урбино (двуличными холмами, по выражению мэра).

Она вернулась домой по старой козьей тропе, бежавшей среди деревьев-пугал. В Сан-Рокко зажгла сухой сук и в его неровном свете прошла, ступая по рассыпанной по земле черепице с развалин кухни, в густую тень, где находился люк в её подвал. Она с колотящимся сердцем дважды совала пальцы под слой мха, скрывавший его, и отдёргивала их, сознавая опасность, какую представлял собой больной или попавший в ловушку волк; об этом рассказывал ей отец в те времена, когда горы кишели волками. Она положила руку на рукоятку ножа, висевшего на поясе; факел и нож придали ей мужества, и, подняв наконец крышку люка, она отступила в сторону.

Когда ничего не случилось, Мута осторожно подошла к лестнице, ведущей вниз; оттуда резко пахнуло кровью и звериной мочой. На сей раз это был реальный волк, хотя демоны подземелья часто набрасывались на неё с такой силой, что она теряла сознание и приходила в себя с синяками на голове, с вывихнутым плечом. Она вытащила из-за пояса нож и выставила перед собой факел. Потёки смолы попали в пламя, и на мгновение во тьме у основания лестницы вспыхнули два жёлтых пятна, словно искры от соснового факела. Глаза метнулись к Муте, и она почувствовала лицом жёсткую щетину окровавленной волчьей морды. Миг — и он сбил её с ног. Она выбросила вперёд руку с ножом, волчьи челюсти сомкнулись на её запястье, как изуродованные челюсти старого гончака — на палке, которую она швырнула в него сегодня; она выронила нож и ждала, что сейчас волк мотнёт головой и раздастся хруст кости. Волчьи клыки прокусили кожу; она почувствовала, как налетевший на неё призрак оттолкнул её, промелькнул над ней. Затем поняла, что свободна. Волк скрылся.