Лесли Форбс - Пробуждение Рафаэля

— Не настолько сильно, чтобы навестить меня в больнице!

Глаза Шарлотты расширились.

— Но он приходил! Мы все приходили! Пытались увидеть тебя. Твои родители — твой отец — не пустили нас к тебе, а врачи не разрешили ему. Сказали, что это не пойдёт тебе на пользу.

— Полиции они разрешили довольно быстро.

— Мы ничего не могли поделать.

Донна покачала головой, не принимая извинений Шарлотты. Не могла этого себе позволить. Последние семь лет она жила в полной уверенности, что Паоло отказался от неё, когда она нуждалась в нём больше всего, и эту боль она душила в себе, как терьер кусающуюся крысу.

— И потом, он писал тебе, — продолжала Шарлотта. — Мы оба писали, но Паоло слал письма одно за другим.

— Я их не читала, — сказала она и подумала, что все их выбросила. — Мне казалось…

— Что тебе казалось?

— Что вы обвиняете меня…

— В чем, Донна?

— В том, что я выдала Муту… а потом вы могли решить, что я лгу… ради собственной шкуры… но полиции я рассказала то, как я это видела. Что видела. В то время.

— Ты описала полиции только одного из напавших, — сказала Шарлотта, читая в мыслях Донны, — человека, которого они позже установили, Бенни Стрелка, убившего графа Маласпино. Был ли он один, Донна?

— Это был человек, ударивший меня в Сан-Рокко.

— Но они считают, что там был кто-то ещё. Анджелино в своей путаной манере показал, что видел ещё одного человека в Сан-Рокко. Он назвал его дьяволом.

— Я не могла разглядеть его. Он был далеко от меня. Наблюдал. Не вмешивался. Он бы не ударил… Он не ударил… Просто смотрел. Ничего не говорил. А потом, понимаете, мне было слишком… скакали мулы… пыль поднялась такая… Как я могла быть уверена, что?.. — Донна почувствовала, как Шарлотта накрыла ладонью её руки. — Тот… другой человек… просто был там… он, возможно, спас мне жизнь…

— Анджелино спас тебе жизнь. Он вытащил тебя из подвала, а потом он и его мать отвезли тебя в больницу. Паоло искал тебя с того момента, как ты не пришла на свидание. Всю ночь был на ногах, с ума сходил от тревоги за тебя. Он пропустил суд, потому что пытался найти тебя.

— Надо… позвонить ему… повидать его… — Думаю, лучше будет…

— Что?

— Не делать этого.

— Не говорить с ним? Не видеться?

— Он счастлив теперь…

Донна старалась удержаться, не стискивать кулаки под успокаивающей ладонью Шарлотты. Это больше напоминало прежнюю Шарлотту. Не жалуйся, держи себя в руках.

— …с Флавией, — выговорила она наконец.

— У них двое сыновей. Чудесные мальчишки. Он очень занят в университете, тем не менее находит время помогать и мне, и профессору Серафини.

Донна молчала, и Шарлотта спросила:

— Помнишь Серафини?

После долгого молчания Донна сказала:

— И всё же я не виню монсеньора Сегвиту, как тогда, когда ещё верила во всемогущество священников. Ему, наверное, не сказали, что… как там его, Бенни? Что замыслил Бенни. У монсеньора Сегвиты, возможно, были свои основания… Возможно, он остановил Бенни, не дал ему…

— Брат Сегвиты был одной из важных фигур в руководстве консорциума Нерруцци и пожертвовал Ватикану миллионы. Полиция подозревает, что твой монсеньор многие годы знал тайну Сан-Рокко и молчал.

— Подозревает?

— Он скончался от сердечного приступа вскоре после того, как Карло Сегвиту нашли повешенным под мостом.

Мягкий свет полной луны падал через окно на лицо Шарлотты, высвечивая тонкие морщинки на нём, похожие на сеть трещинок на фарфоре. Лицо, полное доброты и трудно доставшегося счастья, подумалось Донне. Она заметила на стене за спиной Шарлотты помещённый в рамку фотоснимок Рафаэлевой «Муты», странно расфокусированный, а может, сделанный с двойной экспозицией. Шарлотта, безусловно, в состоянии иметь лучшую копию, чем эта, — почему она держит эту? А может, это лунный свет падает так, что фотография кажется нерезкой. Нет, встав и подойдя рассмотреть её получше, Донна увидела, что, похоже, камера шатнулась в тот миг, когда щёлкнул затвор. Такой снимок мог быть сделан во время землетрясения, к тому же на всей поверхности виднелись линии крохотных точек.

— Это копия спектрограммы «Муты» в инфракрасном свете, сделанная монсеньором Сегвитой, — объяснила Шарлотта. — Он прислал её мне незадолго до своей смерти. И никакого объяснения, кроме записки со словами: «Религия, особенно католицизм, существует, чтобы предложить то, что не подлежит сомнению. Признайте, что служители Церкви виновны в человеческом грехе, и вы рискуете уничтожить великое дело». Предполагаю, он думал, что мне может понравиться свидетельство… Так что после того, как Ватикан забрал картину в свои хранилища, всё, что нам осталось, — вот эта копия, мои рисунки и фотографии, сделанные Паоло в процессе нашей реставрации.