Питер Джеймс - В плену снов

На площадке он крепко сжал ее.

– Уверена, что не передумаешь?

– Я старая женщина, Кен. Просто старая женщина, понемногу выживающая из ума. Я думала, ты ухлестываешь только за эффектными молоденькими фотомоделями?..

Он нежно поцеловал ее в щеку.

– Ты и в самом деле старушка, Сэм, а? Я слышу, как скрипят твои суставы и гремят кости.

Она игриво ткнула его в живот кулаком.

– Дело во мне, – сказал он. – Это я становлюсь старым. Миновал сороковник, и теперь уже все идет под гору.

– И тебя беспокоит твой возраст?

– Я то и дело замечаю какие-то вещи. Крохотные физиологические изменения. Кожа становится дряблой, в неожиданных местах вырастают волосы. Память слабеет. Я порой разговариваю с людьми и забываю, как их зовут. Меня, по всей вероятности, в один прекрасный день обнаружат спящим под каким-нибудь железнодорожным мостом, завернувшимся в газеты. «Ах, глупый старый болван, не помнит, кто он такой, и все только бормочет и бормочет о каком-то хлебе из муки грубого помола и о шоколадных плитках. Так-так… Ну, может быть, он голоден. Похоже, он не ел несколько дней».

Она засмеялась.

– Ну пошли, пора спать.

– Порознь?

– Порознь, – ответила она твердо.

Ее разбудил одиночный и резкий тарахтящий звук.

Наверное, позвонили в дверь.

Сэм открыла глаза, звук повторился снова. Да, дверной звонок.

Комнату пронизывал странный желтоватый свет. Звонок опять зазвонил.

Ну, иду я, иду. Господи, Ричард, а тебе бы почему не открыть?

Она выпростала руку из-под одеяла и почувствовала, что он лежит рядом, но только не с той стороны. С чего вдруг?

О господи!

Опять это тарахтение, но это не дверной звонок, нет, это хрипло и прерывисто храпел мужчина, спящий с непривычной стороны постели.

Кен.

О господи! Нет, ну конечно же нет! Не может быть, чтобы она…

Но он по-прежнему спал рядом. Лучше бы он тихонько убрался прочь, пока темно, и тогда они, встретившись за завтраком, смогли бы сделать вид, что ничего такого и не произошло.

Могли бы…

А он продолжает лежать сбоку и храпеть, хотя уже наступило раннее утро и солнечный свет пробивался сквозь занавески. Привкус во рту отвратительный, в животе то бурчит, то возникают жуткие спазмы. Она лежала тихонько, не осмеливаясь пошевелиться, чтобы не разбудить Кена, пока не обдумает случившегося. Все, что в темноте можно было как-то иначе преподнести, замаскировать, при утреннем свете выглядело совсем по-иному. Спасительная темнота. В темноте можно сделать вид, что все, мол, нормально, не всерьез, а просто так, ничего особенного. Интересно, как она посмотрит в лицо Кену? Сэм почувствовала себя очень глупо, словно все, ради чего она так усиленно работала последние три года, сама же перечеркнула за одну ночь. Она, оцепенев, уставилась в потолок. Если бы можно было повернуть время вспять, только на несколько часов назад, в минувший вечер.

Ну и как же теперь все будет выглядеть? Что они будут говорить друг другу? Может, он скажет в это утро, что ей теперь неловко продолжать работать у него? Или он предоставит событиям развиваться, так сказать, своим путем, чтобы все решилось само собой? Тягостное каменное молчание в конторе. Язвительные замечания. Просмотр новых фотомоделей, когда она будет пристально следить за его реакцией на каждую претендентку, и муки ревности станут пожирать ее изнутри. В конце концов ей придется освободить свой письменный стол и уйти. Именно такое будущее уготовано для нее?

Из-под смятой простыни виднелась только его голова, взъерошенные волосы, на щеках выросшая за ночь щетина, из приоткрытого рта несется немилосердный храп. Интересно, а снится ли ему что-нибудь сейчас и что вообще видят во сне другие люди? Она прислушалась к постукиванию и посвистыванию нагревателя, внимательно посмотрела на оттиск картины Гогена на стене – женщина с одной обнаженной грудью, такой твердой, заостренной; потом она посмотрела на свои собственные груди, сравнение было явно не в ее пользу: они показались ей маленькими и обвисшими.

Надо бы почистить зубы, прежде чем он проснется. Сэм тихонько выбралась из постели и с беспокойством увидела, что он пошевелился, но тут же успокоился и продолжал храпеть. Она молча прошла по ковру, открыла дверь балкона и проскользнула между занавесками наружу. Первые слабые лучи рассветного солнца окрасили небо в серые и желтые тона, свежий воздух отдавал сыростью, но было необычно тепло, и она подумала, что можно почти поверить, будто ты в Индийском океане. Даже автострада, казалось, находится дальше отсюда, пустая и бесшумная в эти часы, похожая на какой-то канал. По земле стелился низкий туман, сквозь который угадывались очертания поля для игры в гольф, мокрая трава поблескивала в утреннем свете.