Кейт О'Мара: Негодяйка

– И что же, по-твоему, мне теперь делать, черт возьми? – со злостью спросила она подругу.

Мелани затрепетала:

– Ты должна обо всем рассказать родителям.

– Не будь дурой, это невозможно. Ты не знаешь, какие они у меня.

– Я видела твою мать, она мне показалась очень милой.

– Это точно, так оно и есть. Только ей и в голову не приходило, что я могла пройтись с мальчиком за руку, я уж не говорю об остальном. Она сойдет с ума; да они оба свихнутся. – Бледная от ярости и горя, Аманда убежала прочь.

Однако через два дня, когда Мелани пришла утром в школу, навстречу ей, улыбаясь, шла Аманда.

– Все в порядке, у меня началось. Началось! – победно воскликнула она.

– Ты хочешь сказать, что ты все-таки не беременна?

– Нет! Это ли не здорово?

– О, Аманда, какое облегчение!

– Да уж. Послушай, ты идешь в эту субботу на вечеринку к Дону?

– Мама меня не пустит. Да к тому же ты ведь знаешь, что он из себя представляет, этот Дон. Весь вечер будет пытаться затащить тебя в постель.

– Ему особо и не нужно стараться. Я нахожу его очень сексуальным.

– Менди, как ты можешь!

Мелани наивно полагала, что эпизод с несостоявшейся беременностью отрезвит Аманду, положит конец ее безрассудству. Не тут-то было. И если до сих пор буйный нрав Аманды был известен лишь горстке ее школьных подруг, теперь она словно выплеснула его на окружающих, не считая нужным более сдерживаться.

Дома она стала грубой, угрюмой и непослушной. В классе же бывала поочередно то замкнутой и мрачной, то вызывающе дерзкой, ставя учителей в тупик своими наглыми остротами и повергая остальных учениц в приступы бешеного хохота. Успеваемость ее сразу же резко снизилась; оценки становились все хуже и хуже. Берил и Арнольд были в отчаянии. Они так бережно воспитывали ее, а вышло, что вырастили чудовище. Неужели они не заслужили лучшего после всех страданий, которые выпали на их долю?

Как-то поздним вечером, ожидая возвращения Аманды с очередной вечеринки, которые она посещала чуть ли не каждый уик-энд, Берил, молча уставившись на мерцающие огоньки домашнего камина, с грустью думала о том, что, может, не зря Арнольд так противился перспективе иметь ребенка. Она знала, что многие ее друзья и знакомые испытывали подобные проблемы со своими детьми-подростками, но Аманда, казалось, была особенно безжалостна в своем бунтарстве. А может, это удел всех приемных родителей? Они никогда не говорили Аманде о ее происхождении, но вдруг девочка каким-то образом почувствовала, что она не их дочь?

По крайней мере, в ее отсутствие в доме воцарялась тишина. Стоило же Аманде появиться, как тут же она включала на полную громкость эту ужасную рок-музыку, доводя бедного Арнольда чуть ли не до помешательства. Берил глотнула бренди, которое стала попивать на ночь все чаще и чаще, в надежде уснуть. Она ничего не говорила Арнольду, но была убеждена, что и Аманда постоянно наведывается в домашний бар.

А ее одежда! Не считая школьной формы, в которой она выглядела, по крайней мере, скромной девочкой, Аманда не вылезала из застиранных драных джинсов, прикрытых сверху безразмерным свитером, тоже не очень чистым. Волосы свисали длинными сальными прядями, лицо было мертвенно-бледным и прыщеватым. "О, моя некогда красавица-дочка, – подумала Берил и облегченно вздохнула, услышав стук хлопнувшей входной двери, внутренне приготовившись к неизбежной стычке с Амандой, когда та обнаружит, что ее возвращения ждали, – если бы твоя настоящая мать увидела тебя сейчас, она, возможно, была бы только рада, что отказалась от тебя".

В день шестнадцатилетия Аманды Арнольд и Берил решили, что стоит найти особый подход к дочери, и договорились вывести ее на праздничный ужин. Но в этот вечер Аманда вообще не пришла из школы. Сам по себе этот факт родителей не удивил. Аманда иногда позволяла себе оставаться на ночь у подруг, не предупреждая заранее. Но на следующее утро позвонила ее классная наставница, чтобы узнать, почему Аманда не появилась на занятиях, и, когда к вечеру она так и не дала о себе знать, родители в панике бросились звонить в полицию.

Аманда не появлялась неделю, пока ее не нашли на окраине города в компании безработных молодых ребят, самовольно заселившихся в огромном, викторианского стиля доме, огороженном рифленым железом и предназначенном к сносу. Она так и не сказала, почему ушла из дома и что делала все это время.

Вновь в родных стенах, Аманда бесцельно слонялась по дому, бледная и апатичная. Идти в школу она отказывалась; бывали даже дни, когда она не вылезала из постели. Казалось, в ней угас интерес к жизни.