Эрик Гарсия - Ящер-3 [Hot & sweaty rex]

Тут я припоминаю день, когда убили Джека – когда Гленда удобно устроилась на асфальте еще раньше, чем полетели пули.

Я припоминаю ее лицо, когда мы подъехали к яхтенной гавани – как ее фальшивая кожа краснела, глаза метались туда-сюда, как будто ее только что застукали за чем-то вроде мочеиспускания в неположенном месте. И в воздухе тогда чуть-чуть припахивало порохом.

Я припоминаю, как она бывала на совещаниях вместе со всеми парнями семьи Дуганов, как она узнавала, где каждый из них окажется и когда именно. Как она порой даже сама рекомендовала места, где они будут в большей безопасности от банды Талларико.

В общем, я припоминаю гораздо больше, чем мне хочется припоминать. Больше, чем я когда-либо смогу забыть. И Гленда знает, что я это знаю, а потому даже не пытается оправдаться. Здесь ей опять следует отдать должное – она никого не пытается ввести в заблуждение. По крайней мере, на свой счет.

– Ведь ты знаешь, что ты сделала, – говорю я ей.

– Знаю. – Гленда переводит дух и выдает фразу, которую она, как пить дать, все это время повторяла самой себе: – Я просто была наемным орудием. Это не мое занятие.

– Не твое, – соглашаюсь я. – И не мое. До недавних пор. Но ты знала, что я доберусь до той яхты. Ты могла бы меня остановить.

Гленда явно пристыжена, а это обычно первый шаг на пути к признанию вины.

– Я просто не знала, что делать. К тому времени, как я поняла, что ты и впрямь доберешься до яхты, было уже слишком поздно.

– Приходит время, когда ты должна провести черту на песке и встать по одну сторону от нее, – объясняю я.

Губы Гленды кривит суровая, почти скорбная усмешка.

– Знаешь, Рубио, чем дальше, тем больше ты в манере Эрни изъясняешься.

– Спасибо. – Она принимает мою благодарность как комплимент, и я это знаю. Но тут я вспоминаю своего старого партнера и задумываюсь о том, как бы он со всем этим разбирался. Как он с самого начала стал бы задавать вопросы. И как он никогда не позволил бы втянуть себя во все это дерьмо. – Когда ты вдруг объявилась у дверей моего кабинета в Лос-Анджелесе и сказала, что я приглашал тебя приехать… ведь того разговора на самом деле не было, да, Глен?

– Не было, – признает она. – Я прикинула, что все было бы более естественно, если бы я просто так заявилась, сказала, что ты со своими базиликовыми провалами в памяти просто все забыл… ну и так далее.

– Отличная уловка, – говорю я ей. – И сыграно здорово.

Тут Нелли делает шаг вперед и кладет мне руку на плечо. Мне не требуется смотреть на часы, чтобы понять: назначенное нами время давно уже вышло. Так или иначе, но мы должны в темпе со всем этим кончать.

Я встаю и помогаю Гленде подняться на ноги. Мы стоим в каком-то футе друг от друга – и сказать больше нечего. Да, есть миллион слов, которыми мы могли бы обменяться, длинные речи, в которых мы стали бы философствовать на предмет того, что мы сделали, кем мы стали, но в конечном итоге все это было бы только шум и ярость.

– И что теперь? – спрашивает Гленда.

Я чувствую, как они – Джек, Норин, все остальные – подталкивают меня вперед, побуждают принять решение, довести все это дело до некой концовки. Направления они мне не указывают, только хотят, чтобы все поскорее закончилось – чтобы они смогли наконец исчезнуть в вечной пустоте.

Когда мы впервые встретились, Гленда стояла у лотка с хот-догами, болтая с продавцом, рассказывая ему один сальный анекдот за другим, заставляя его сгибаться пополам от смеха.

– …погоди, погоди секунду, – хрипло завершала она очередной анекдот, – ты не так расслышал. Я не говорила, что мне двенадцатидюймовый пианист нужен!

Я тогда как раз шел с долгого дежурства на наблюдательном посту – одного из первых моих заданий уже без Эрни – и был в чертовски плохом настроении. Все, чего мне тогда хотелось, это немного перекусить и найти тихое местечко, где преклонить главу. А тут, черт возьми, оказалась это громогласная, так и сыплющая ругательствами нью-йоркская телка, которой случилось разрушить сразу оба моих плана.

– Привет, – сказал я, прождав пять минут в тщетной надежде, что продавец наконец обратит внимание на мое существование, – здесь кое-кто еще еды дожидается.

Тут Гленда развернулась, сунула мне в руку свой хот-дог и сказала: «Кушай, деточка, кушай, Господь Бог запрещает тебе голодать». А потом она втянула меня в разговор, битых часа полтора кружа мне голову анекдотами столь сомнительными, что я прямо сквозь личину краснел.