Эрик Гарсия - Ящер-3 [Hot & sweaty rex]

– Рубио? Что с Норин?

На какое-то мгновение меня трогает, что первая его мысль о ней, но сейчас нет времени на сантименты.

– Ничего, с ней все хорошо…

– Я думал, ты уже уехал на юг. – Простое название стороны света – «юг» – Нелли произносит так, словно оно хуже любого матерного слова.

– Да, я туда поехал. – Быстро принюхиваясь, я убеждаюсь, что Шермана поблизости нет. – Вот почему я здесь.

– Не понимаю, – говорит Хагстрем.

Я киваю, затем указываю на пожилую даму справа.

– Это, должно быть, твоя матушка, – говорю я, и старушка поднимает взгляд, без особых церемоний меня рассматривая.

– Это один из твоих дружочков, Нельсон? – спрашивает она.

– Да, мама… да. Винсент, это моя мама. Мама, это Винсент.

– Он домашних печенюшек не хочет?

– Не думаю, мама. Послушай, ты побудь здесь. Я сейчас вернусь. – Ясно, что Хагстрем не хочет говорить о деле перед лицом своей святой матушки.

Мы выходим в коридор, затем оказываемся в другой, менее людной комнате, стараясь говорить потише.

– Ладно, излагай. Что ты здесь делаешь?

– Вообще-то мне предполагается тебя убить…

Коготь оказывается у меня под боком, не успеваю я произнести еще хоть слово. Я вижу, как острый кончик торчит у Хагстрема из перчатки, и слышу у себя над ухом его шумное дыхание.

– Отвали, – говорю я, слишком усталый, чтобы подбирать слова. – Если бы я собирался это сделать, думаешь, я бы тебе сказал?

Давление когтя мне в бок ослабевает, но руку Хагстрем по-прежнему держит на месте. Всюду вокруг нас люди, и Нелли изо всех сил старается не показать им своих когтей. Однако я не сомневаюсь, что при необходимости он за одну секунду меня проткнет.

– Внизу, – продолжаю я, – стоит «лексус», а в нем сидит правая рука Талларико. Шерман – тот, от которого сыром воняет.

– И который Джека убил.

– Верно. Мне предполагается доставить тебя в машину под ложным предлогом срочного возвращения к Нории, а там тебя возьмут на мушку и отвезут к пирсу.

– А там… все будет кончено? – спрашивает Хагстрем.

– Все будет кончено.

Нелли кивает, понимая, что у меня есть несколько другие планы, и его коготь медленно скользит обратно в перчатку.

– Так что мы делаем? Я рву когти?

– Нет, не годится, – говорю я ему. – Если ты сбежишь, они обвинят меня, и в конечном итоге на дне моря вместо тебя окажусь я. Мы должны повернуть ситуацию в свою пользу.

Хагстрем оглядывает собравшийся в химической лаборатории народ. На всех лицах можно подметить страх, и я задумываюсь, не охвачен ли и Нелли психозом надвигающейся бури.

– Как?

– Нас двое, – объясняю я, – а он один. Мы добираемся до пляжа и переворачиваем стол. Если повезет, выясняем, кто стучит на Дуганов.

Хагстрем кивает – он явно полон энтузиазма.

– Я даю тебе сигнал, – говорит он, – и мы его берем.

Я соглашаюсь, но предусмотрительно добавляю:

– Только до той поры мы друг друга ненавидим. Это понятно?

– Ага. – Нелли ухмыляется. – С этим я точно справлюсь…

– Ты выходишь из роли, когда называешь меня грязным раптором.

– Не беспокойся, – говорит Хагстрем. – Я уже об этом подумал.

Мы заскакиваем обратно в кладовую – сказать матушке, что Нелли ненадолго отлучится, скоро вернется, чтобы она крепко сидела на месте и ела свои печенюшки. Старушка похлопывает нас обоих по головам и усаживается на воздушный матрац, сосредоточиваясь на очередном выпуске новостей седьмого канала.

Мы спешим вниз по лестнице, покидаем территорию школы и вскоре уже играем наши роли по самый не балуй. Впрочем, тогда как мои артистические таланты вполне достойны Золотого Шара – или даже пары этих самых шаров, – Хагстрем откровенно перевирает сценарий и вообще играет через пень-колоду.

– Норин хочет меня видеть? – практически орет он, пока мы пересекаем газон у средней школы Северного Майами-Бич.

– Да-да, хочет, – отвечаю я, а затем сквозь зубы бормочу: – И не ори ты как резаный, черт побери. Не дома.

Однажды я встречался с одной актрисой, которая ифала периодическую роль в одном особенно паршивом телесериале, и единственное, что я запомнил в связи с нашими краткими отношениями – а продлились они лишь тот краткий отрезок времени, когда сериал впал в летнюю спячку, ни днем больше, – это то, как выплеск адреналина, будь то в результате страха, гнева или полового возбуждения, резко форсировал ее актерские навыки. Любая наша перепалка становилась величайшим взрывом в истории вселенной, а любой секс в гримерке бывал таким диким и страстным, что запросто устыдил бы любовников по всему миру. Наш разрыв, произошедший в течение неловкого телефонного разговора длиной в шесть минут, стал полным разочарованием. Должно быть, та актриса не до конца осознала истинные мотивы своей героини.