Кэрол: «Они поймали их. О, боже, они попались! Анджела, они зарезали парня!»
Анджела: «Да. (Сейчас она тоже говорит шепотом.) Да. О, да, они зарезали его».
Кэрол: «Что нам делать с ножами? Давай бросим их в сточную трубу. Сейчас. Пока полицейские не добрались до нас».
Анджела: «Нет. Нет, я унесу их домой».
Кэрол: «Анджела... »
Анджела: «Я возьму их с собой».
— Мы нашли их здесь, сэр, — сказал Ларсен. — В ящике ее туалетного столика.
— Почему ты взяла ножи, Анджела? — спросил Хэнк.
— Не знаю. Ребята были так взволнованы. Вы бы видели их лица. Они протягивали мне ножи, и я... и я их взяла. Все три, один за другим. И спрятала. Потом унесла их домой, положила в бумажный пакет и засунула в ящик туалетного столика, в самый дальний угол, чтобы отец не нашел. Он страшно бы рассердился, если бы увидел ножи. Начал бы укорять меня, что порядочная девушка не должна была брать ножи.
— Почему ты позвонила в полицию?
— Я поняла, что поступила неправильно. Поэтому я и позвонила в полицию и сказала, что они у меня. Я чувствовала себя ужасно виноватой.
— Ты говоришь, Дэнни сказал вам, что Моррез напал на них. Это его точные слова?
— Да. Грязный пуэрторикашка пытался внезапно напасть на них, и они его прирезали. Так он и сказал. Я думаю, так. Я была очень взволнована.
— Ты читала об этом деле в газетах?
— Конечно.
— Тогда тебе известно: эти ребята утверждают, что Моррез кинулся на них с ножом? Ты знаешь об этом, не так ли?
— Конечно. Я знаю об этом.
— А может быть так: Дэнни Ди Пэйс вообще ничего не говорил. Может быть, ты только ДУМАЕШЬ, что он так сказал после того, как ты прочитала об этом в газетах?
— Может быть... Не знаю. Нет, он говорил, я взяла и его нож... Знаете что? У меня на юбке есть пятна крови. Я не могу их вывести.
В этот вечер за ужином Хэнк взглянул через стол на свою дочь Дженифер, задавая себе вопрос, какой бы она стала, если бы жила в Гарлеме? Его дочь была красивой девушкой с такими же, как у матери светло-карими глазами и великолепными светлыми волосами, а ее грудь с поразительной быстротой принимала зрелую форму. Аппетит дочери изумил его. Она ела быстро, запихивая пищу в рот, как водитель грузовика.
— Не торопись, Дженни, — сказал он. — У нас не предвидится голодовки.
— Я знаю, пап, но Агата будет ждать меня в восемь тридцать. Она достала несколько новых пластинок. К тому же, мам сказала, что ужин будет в семь, а ты опоздал, это твоя вина, что я так глотаю.
— Новые пластинки могут подождать, — сказал Хэнк. — Ешь помедленнее, пока не подавилась.
— Эту спешку вызывают на самом деле не пластинки Агаты, — вмешалась Кэрин. — Там будут мальчики.
— О, — удивился Хэнк.
— Ну, ради Святого Петра, пап, не смотри на меня так, словно я собираюсь в притон, где принимают опиум или что-то в этом роде. Мы только собираемся немного потанцевать.
— Кто эти мальчики? — спросил Хэнк.
— Несколько соседних ребят. Вообще-то все они ни рыба, ни мясо, за исключением Лонни Гэвина. Он замечательный парень.
— Ну что ж, по крайней мере, хоть это утешительно, — сказал Хэнк и подмигнул Кэрин. — А почему бы тебе не привести его как-нибудь домой?
— Пап, он был уже здесь сто раз.
— А где я был?
— О, ты, как я полагаю, готовил какое-либо резюме или бил струей из брандспойта по какому-нибудь свидетелю.
— Я не думаю, что это очень смешно, Дженни, — снова вмешалась Кэрин. — Твой отец не избивает свидетелей.
— Я знаю. Это — эвфемизм.
Она схватила салфетку, вытерла губы, отпихнула стул и чмокнула мать.
— Извините меня, пожалуйста, — сказала Дженни и выбежала из столовой.
Хэнк видел, как стоя перед зеркалом в прихожей, она красила губы. Затем машинально поправила бюстгальтер, помахала на прощанье родителям и, хлопнув дверью, выбежала из дома.
— Что ты скажешь на это? — спросил Хэнк.
Кэрин пожала плечами.
— Меня это беспокоит, — сказал Хэнк.
— Почему?
— Она уже женщина, — ответил он.
— Она еще девушка.
— Она женщина, Кэрин. Она привычно красит губы и поправляет бюстгальтер так, словно носила его всю жизнь. Ты уверена, что это хорошо, чтобы она ходила домой к этой Агате на танцы? С мальчиками?
— Я бы больше беспокоилась, если бы она ходила на танцы с девочками.
— Дорогая, не передергивай.
— Я не передергиваю. Для сведения окружного прокурора сообщаю, что его дочь начала расцветать в двенадцать лет. Она красит губы и НОСИТ бюстгальтер почти два года. И я полагаю, она уже целовалась.
Читать дальше