Сергей Разбоев - Воспитанник Шао.Том 2.Книга судьбы

Что, конечно, не менее странно. Похоже, за его спиной не слабее боссы находятся. Иначе, по логике опыта и подобных событий, он давно должен быть ликвидированным. Потому нам, дорогая, так не везет с ним. Он принадлежит совсем иным кругам: и, похоже, более высоким.

Дочь все еще продолжала всхлипывать и причитать. — А я так боялась.

Сидеть в каюте и знать, что кто-то может ворваться, убить. Мамочка, ты такое не переживала-это кошмар. Да пусть он пропадет пропадом. Он же любого может убить. У него нет ни сердца, ни души.

— А у меня, доченька, сведения, что никого из обывателей он еще не убил. Даже из представителей власти. Знаешь, я все еще надеюсь приобщить его к нам. Он не опасен, если ничего против него не предпринимать. — Не нужен он нам.

— Не сейчас, конечно. Придет время, ты успокоишься. Станешь взрослей, серьезней.

— Ты что? От него детей иметь! Никогда! Наконец мадам позволила себе непринужденно засмеяться.

— Ты же так хотела. Даже мать обзывала. Уже и не помню, как.

— Это было очень давно. Целая вечность прошла. — Ты думаешь, я тебе его в мужья проталкиваю? — А куда еще?

— Дуреха неопытная. Он не понимает цену деньгам. Это его одно из важнейших особенностей. Он не подкупен. Он незаменим, как поверенный в делах, так и в телохранителях.

— Все равно страшно. Мало ли что у него в голове. Сорвется сдуру, разорвет на части. Это ж доисторический дикарь.

— Не преувеличивай зря. Это уже твои собственные страхи, ничем не обоснованные. Все обошлось хорошо. И ты стала умней, осторожней.

— Ага, когда страшно, осторожней нехотя станешь. — А где он, доченька, сейчас? — В Индии след утерян нашими агентами. — А где в Индии?

— В Бомбее. Там невозможно уследить. Какие-то индусы к ним пришли. Ночью все исчезли. Людей у нас мало, а индусов человек сто на машинах и все в разные стороны поехали.

— Сейчас это уже не так важно. В настоящий момент он скорее всего в Китае. У монахов много союзников в приграничных районах. Русский пожил среди людей довольно продолжительное время. Это должно потянуть его к цивилизованному быту. Повременим. Пройдет время, он снова появится. Кое-что новое узнает. Жизнь и время меняют людей.

— Ха! — саркастически тявкнула дочь. — На этого не похоже, чтобы жизнь как-то положительно влияла. У него ума всего на одну расчетную книжку.

Кроме Будды, наверное, ничего не читал.

— Ты уже сама начинаешь утомлять меня своей примитивностью. Нельзя так на вещи просто смотреть. Человек-это целое ярмо предрассудков. А у тебя целый вагон неверных представлений о людях. Дочь фыркнула недовольно: — Опять ты, мама, за старое взялась. — Не говори тогда, не подумав. И не смотри на все только со своей, еще не высокой колокольни.

Дочь надулась и обиженно выпорхнула из комнаты. Но мать это никак не обидело. Она видела, что последнее плавание шокирующе подействовало на ее дитя. "Такие потрясения только на пользу" — удовлетворенно подумала она.

— Я хочу остаться с тобой, — чуть слышно доносилось из уст Дины.

Рус, все еще по простому, не вникая в подтекст сказанного, по-соседски спокойно отреагировал.

— Это не нужно, Дина. Дальше мы справимся сами. Сен уже окреп. Твердо ходит.

Дина с резко вспыхнувшей болью в глазах прямо посмотрела на далекого для нее сейчас монаха.

А ты зачем пойдешь? Индусы сами знают, куда вести твоего товарища.

— Дина, это мой брат: по духу, по жизни. Я ведь тоже монах.

— Ты, монах? — с отчаянным неверием в голосе молвила девушка. — Какой ты монах? Ты никогда не молишься. Да и Сен китаец. А ты?

— Я с двух лет воспитывался в монастыре. И то, что я оказался в Америке, это и есть мои монашеские превратности судьбы.

Дина всплеснула руками, отгоняя от себя сказанное.

— А я все думала, почему ты не такой, как все: нелюдимый, угрюмый, замкнутый. Все сам себе что-то на уме. Только дети и могут тебя понимать.

Рус вспомнил приют, забыто улыбнулся.

— А я и есть еще самый настоящий ребенок. Но, если меня дети понимают, почему я угрюмый?

— Если б ты видел себя со стороны?

Сожаление в словах было столь искренне, что Рус автоматически кивнул.

— Может быть.

— А почему ты сразу соглашаешься? Тебе, что, это приятно?

Рус отвлеченно пожал плечами.

— Мне все равно. Мне не жить среди людей.