Сергей Разбоев - Воспитанник Шао.Том 1

— Ты должен мне верить. Должен. Я ведь твой дядя по отцу. Мы с ним братья.

Глаза кypcaнтa стали острыми. Взгляд приобрел упорство.

— Мне это ни к чему, человек. Я тебя не ждал. Ты не занимаешь места в моих мыслях.

— Не говори так. Мне больно слышать от племянника такие далекие и холодные слова.

— Истина не имеет истоков тепла, но от нее не болит голова, как от той липкой лжи, которую благозвучно распускают вокруг себя живущие в сущем мире.

— Зачем так? Зачем заживо хоронить себя в душном склепе? Если голова холодна, это не значит, что и сердце должно покрыться мерзлым панцирем.

— Слова твои хороши, но только для праздной жизни.

— Почему ты не хочешь верить мне? Я не лгу. Прошу выслушать историю твоих родителей и то, как оказался ты в существующем положении. Верь: тебе говорит твой родной дядя по крови. Который хочет, чтобы ты стал таким же нашедшим себя человеком, как и все. Чтобы ты тоже сполна вкусил тех радостей бытия, которые даст обеспеченная жизнь.

— Сладко гoворишь. Я не привычен слышать такое. Слова не должны возвышаться над сутью. Если речи твои, выходящие иэ уст твоих, сопутствуют правде, я пойму и не буду обижен. Но коль слова твои подобны будут гиене облезлой, никогда более не смей подходить ко мне, ибо вторая встреча окажется для тебя последними рискованными вздохами жизни.

Сидящий нервно потер лицо руками, выпрямился, глубоко вздохнул.

— Зачем ты обижаешь меня? Я надеялся на совсем иную встречу.

— Я не ждал тебя, человек.

— В тебе очень много от твоего отца. Он тоже был гордый. Но ты пойми, мальчик, такую простую истину: «Трудно понять человека, если не верить его словам».

— Верное слово поможет.

— Философствующий. А я просто чиновник средней руки, забитый горою дел и вечно спешащий их выполнить.

— Так почему же ты, верткий, желаешь, чтобы я стал таким же.

— Рус, племянник, ты принимаешь слова буквально, но мало понимать так, что каждый человек имеет право на удовольствия в жизни, возможность заниматься любимым делом и прочим, что преподносит цивилизация.

— Цивилизация, кроме угроз и насилия, еще ничего не принесла людям.

— Здесь ты не прав. Нельзя быть вечно первобытным: цель человеческая не поднимется тогда выше той пыли, по которой он ступает.

— Слова твои достойны понимания.

— И на том спасибо. Я уже ни на что не надеюсь. Хочу, чтобы ты только выслушал меня. Верно, цивилизация преподнесла коварный житейский урок людям: каждый за себя, один против всех. Это ее стойкий недостаток. Человек слаб. Потому больше думает о себе. Я тоже живу для себя и хочу, чтобы моя родня тоже жила в подобающем человеку достатке. Чтобы они ни в чем не нуждались, чтобы были довольны собой, своей жизнью, местом, которое занимают. Никак не предполагал я, что мы будем разговаривать на разных ячыках.

— Это не мешает тебе высказаться.

— Да, да… Но я, право, не знаю, с чего начать. Ты потомок русского офицерства. Надо прочувствовать каждой жилкой своей плоти момент, чтобы понять, кто были твои предки, что ты должен представлять в том кругу, каким было привилегированное российское офицерство. Только в Пруссии еще имелось подобное почитание ратного труда командного состава, да в старой императорской армии Японии. Ты, российский потомок, уподобился монаху. Я сомневаюсь, затронут ли мои слова каменистую почву твоей души.

— Трудно говоришь, человек. Не пугай меня многословием. Истина на поверхности. Не вороши землю там, где не собираешься сеять.

— Верно, все верно. Слышен в твоих мыслях голос мудрых наставников.

— Они не только в словах достойны.

— Да, да. Есть еще хорошие люди.

— Не пустословь, человек.

— Не приводи меня в отчаяние своей безразличиостью. Неужели не рад ты, что у тебя есть родной дядя? В нас один голос предков, мы с тобой одной крови. Мы патриции: белая кость, голубая кровь. В нас могучий зазывной голос древнего рода, потомками которого мы с тобой являемся.

— Ты скучен мне, незнакомец. Ловок в словах, но глаза твои не отражают жара твоей речи.

— Рус, не рви мое сердце, мы с тобой одной плоти, а ты такое несешь.

— Кровь от разной пищи становится разной.

— Ты не прав. Аристократ — он и в нищете аристократ. А плебей — невежда и на троне.

— Мельчишь: или в угоду себе, или по недомыслию. История одна, несмотря на то, что люди разное пишут. Знать зачастую валялась в ногах холопов. Чернь правила. Становилась родовой, и уже никто не помышлял и вспоминал, кто и что от плебеев. Вот он, человек, — разный и мелкий. Каждый себя выше мнит. Плоть слаба, а дух и того слабее. Вы такое же ничтожество, как и все наносное. Я покидаю тебя, незнакомец.