Сергей Разбоев - Воспитанник Шао.Том 1

После нескольких минут обсуждения монахи разошлись по укрытиям. Глухо звякали на неровностях тяжелые пулеметы.

Малое ущелье будет перекрыто полностью. Единственно, что тревожило Карающего, это дорога. Обыкновенная, грунтовая, узкая. Но по ней с успехом могли пройти грузовики. Непременно Чан воспользуется ею. Туда два пулемета, десять человек.

* * *

Ночь.

Темное безмолвие высокого неба.

Пустота дышащего. Приближение, единение в сгусток далеких миров. Понимание сути.

Легкие порывы ветра. Блеклые звезды в проталинах неба. Сумрачные. Печально поглядывающие на притихшую сонную землю. Одинокую.

Тишина.

Горы тянутся к звездам. Где-то у края горизонта касаются их. Темное пространство Вселенной сближает их, роднит. Соединяет одинокой грустью.

Время бежит меж них, колышет эфир, не касается великих скорбных одиночек. Не вмешивается в равномерное течение существования постоянных составляющих.

Когда-то так жили люди.

Как горы.

Внимали звездам. Уважали. Не торопились.

Пока что-то не щелкнуло в их родословной. Заторопились. Засуетились.

«Суета сует и все суета».

Великое спокойствие, торжественность существования сменилась никчемностью бытовой спешки, низостью плотской мысли. В габариты своей незначительно короткой жизни втискивают время, полное противоречий. Бывает: получается Гений. В основном нет — толпа. Тоже, может, не зря. Попытка увидеть, предвидеть далее и более того, чем наградила природа.

Ожидала ли она сего неконтролируемого свободомыслия, деяния?

«Рожденный ползать…»

Ничего предсудительного. Пришло время: он встал, выпрямился, взлетел.

Безмерность и неохватность сошлись с мыслью.

Вечность. Разум.

Какой новый росток сути подарит миру существование двух величайших составляющих?

Триумф утверждающей мысли.

Человеку много дано. Сам себе судия, сам себе и палач. С самого себя и спросит.

А сейчас?

Сейчас Син и Рус в полнейшей кромешной темноте земли вырывались на простор относительной безопасности.

Для чего?

Ведь многие гибнут, даже не пробуя защищать себя, близких. Обреченно отдают свою плоть неестественному естеству преждевременного прекращения своего «я»: колыбели своей мысли, своего разума, своего восторга существующим миром. Мысли, которая противится смерти всеми клеточками подсознания, противится нелепому исчезновению ее макромира.

Жизнь не восторжествовала бы, будь все боязливыми к противлению, парализованными обреченностью. Природа дала многим бесстрашие, жизненную силу, оптимизм, стойкость до последнего. Но человек во сто крат увеличил возможности, отпущенные природой. Когда физический потенциал, заложенный и отмеренный тысячелетиями отбора, истощается и нет времени и возможности на восполнение, вступает в действие новая составляющая, составляющая только человека, — сила воли. Та сила умственного состояния, которая не даст упасть, которая держит организм в состоянии противления столько, сколько требует разум. Только сильные внутренней сутью индивидуумы могут заставить себя делать то, что нужно, чтобы выжить.

И сейчас, сейчас на исходе многих суток Рус только силой воли заставлял себя подчиняться и идти за Сином. Идти, когда сама ходьба была отвратительна в такой cтепени, что предательская мыслишка безмерно и постоянно нашептывала о немедленной необходимости отдыха, расслабления. А идти нужно. Нужен последний рывок.

Скоро будет с полсотни миль, как они вдвоем с Сином гонят и гонят себя. Ноги превратились в свинцовые чурки, шея занемела. Портупея крепления автомата и патронов впилась режущей проволокой в тело, срослась с кожей. Этот трудно представимый путь позади. Но неизвестно, сколько еще топтать землю, поворачивать ее взъерошенный круглый лик назад.

Ночи прохладные. При дневной духоте сознание одурело бы.

Темно. В основном только внутренним чутьем предугадываешь поваленные стволы, пни, камни, ямы по слабым их очертаниям на фоне общей темени.

Земля сдвигалась под ногами, убиралась восвояси, отходя в прошлое. Мили исчезали за спиной горбатыми, нескладными отрезками.

Долина кончалась. Черный небосклон на востоке осветился первой слабой вспышкой. Погас. Потом снова. Мощней. Озолотились далекие купола вершин.

Прояснилось высокое небо.

Син сверкнул узкими глазами, оценивая время до значительного рассвета. Издав глухое «йяяахаа», для него обозначающее порядок, вскинул свободную руку, сжатую в кулак, и еще быстрей ринулся в угадывающийся бледнеющий провал раздвигающегося ущелья.