Корнелл Вулрич: У ночи тысяча глаз

Шон слегка пригнулся, готовый к действию.

Бом! — мелодично, величественно начали отбивать двенадцать часы. Звук оказался чуть ли не полной противоположностью другому, более тихому звуку. Тот обладал некоей настырностью, которая действовала им на нервы.

Том вытащил ключ. И уже от двери глянул на них двоих, потом прислушался, будто пытаясь угадать по самому его тембру, что же сулит им звонок.

Раскрытые губы Рида по-прежнему трепетали. Наконец послышались хриплые слова:

— Нет, не надо… Это может оказаться трюк, ловушка, чтобы отвлечь нас.

Бом! — пробили часы второй раз. От этого звука, казалось, по комнате заходили волны задрожавшего воздуха, словно в тихую заводь бросили что-то тяжелое.

Телефон зазвонил снова, как будто завелся от более громкого боя часов. Но темп звонка убыстрился.

Джин схватилась за голову.

— Выйдите и снимите трубку, — задыхаясь, проговорила она. — Я не могу больше этого выносить.

— Одну минуточку, — ответил Шон. — Звонок из полиции. Три коротких подряд… Они говорили мне, что прибегнут к нему, если я им буду нужен.

Он повернул ключ и распахнул дверь настежь.

— Я буду здесь, на виду у вас. Мимо меня ничто не пройдет.

Он видел, как Джин покровительственно склонилась над Ридом, обняла его, прижала к себе обеими руками.

Шон быстро подошел к телефону, снял трубку, рука с револьвером так и ходила в воздухе вокруг него, будто ведя поединок с тенью в пустоте.

Бом! — донеслось до него издалека, как накатила слизистая волна.

Звонил Макманус:

— С вами все в порядке?

— Да, — кратко ответил Шон, оглядывая стены, лестницу, надежно запертую входную дверь в конце вестибюля.

— Все кончено. Мы выкрутились. Этому парню ничего не грозит. Томпкинс только что в камере покончил жизнь самоубийством. Мы все у него отобрали, а он тем не менее нашел способ. Взял одну из больших плоских металлических пуговиц со своего пиджака, разломал ее и зазубренным концом перерезал себе горло. Мы обнаружили это слишком поздно.

Бом! — отдалось в барабанных перепонках Шона.

— А как раз перед этим позвонил Моллой. Большого льва, который убежал из клетки, пополудни застрелили. Всего милях в двадцати от того места, где находитесь вы. Скажите ему. Скажите, что все кончилось, беспокоиться больше не о чем. Сейчас особенно некогда распространяться. Я сам прибуду туда как можно скорей, сейчас выезжаю…

Бом! — донесся из комнаты четвертый удар двенадцатого часа.

С этим ударом смешался бешеный крик Джин. Шона будто обожгло, и он бросил телефонную трубку, словно в руках у него оказался кусок раскаленного добела металла.

Рид молниеносно выскочил из открытой двери — ни дать ни взять неодушевленный летательный снаряд, выпущенный из какого-то взрывного устройства внутри комнаты. С быстротой, которую скорее уж можно было объяснить каким-то спазматическим сложным симптомом заработавших в полную силу смертных мук, нежели рациональным физическим движением, он понесся по длинному коридору по направлению к входной двери в дальнем ее конце.

— Держите его! — крикнула Джин из комнаты. — Он сошел с ума!

— Дверь заперта, на улицу не выскочить! — крикнул Том в ответ и бросился вслед за Ридом, уверенный, что догонит его за несколько секунд, поскольку этот сумасшедший побег блокировала неподвижная дверь. Пробегая мимо открытой двери комнаты, он увидел, что Джин, полураспростершись, лежит на полу: либо Рид, вырвавшись со сверхъестественной последней силой, отбросил ее туда, либо же притащил за собой, пока она не ослабела совсем и не отцепилась.

Дверь уже была прямо перед Ридом.

— Я иду! — дико завопил он. — Я иду! — как будто несся на какое-то неведомое свидание.

Вдруг, почти уже добежав до двери, он свернул налево и исчез во мраке находившейся с той стороны консерватории.

— Я иду! — донеслось еще раз из темноты.

Послышался вдруг страшный грохот, и наступила тишина.

— Свет! Включите, ради Бога, свет! Я здесь ничего не вижу!

Шон как сумасшедший размахивал руками сразу же за порогом консерватории. Джин, спотыкаясь, шла вслед за ним по коридору. Ее не столько охватило горе, сколько ей просто не хватало дыхания.

Прежде чем она добралась, Шон отыскал выключатель и щелкнул им.

За красивыми, как в соборах, панелями, засверкали огни — рубины, изумруды, янтарь, сапфиры. У одной из панелей, совсем близко от нее, стоял, склонившись вперед, совершенно неподвижный Рид, будто, страдая близорукостью, он пристально вглядывался в витраж.