Гильермо Мартинес - Долгая смерть Лусианы Б.

— Да, он сказал только, что в тот день, уже уходя, видел с набережной твоего жениха далеко в море, а когда на следующий день узнал о его гибели, усмотрел в этом свершение наказания в соответствии с законом «око за око, зуб за зуб». Еще сказал, что благодаря тому случаю у него родилась идея романа о справедливости и масштабах возмездия.

— Но одной смерти ему оказалось недостаточно.

Она посмотрела на улицу, потом на часы и, нащупав в кармане платок, вытерла глаза.

— Видимо, так, — согласился я, — хотя он говорит, что с того дня занимался исключительно романом, персонажами которого вы оба являетесь, что больше ни разу тебя не видел и узнал о смерти родителей только из твоего письма.

Не отводя взгляда от окна, она покачала головой.

— Это ложь, он был на кладбище в день похорон.

— Я сказал ему об этом, но оказывается, он каждый день ходит на могилу дочери, и он тебя не видел.

Она в раздражении повернулась ко мне:

— Надеюсь, ты понимаешь, что он не собирается признаваться и у него на все случаи жизни приготовлена какая-нибудь история.

— Больше всего меня смутило то, что он вроде бы говорит правду, ему нечего скрывать. Насчет смерти твоего брата он сказал даже то, что вполне мог бы утаить и о чем мы не знали — в разное время он переписывался с заключенными этой тюрьмы. Полиция проверила этот факт, и он отдал комиссару Рамонеде хранившиеся у него письма.

— Одни отдал, а другие предусмотрительно выбросил, — прервала меня Лусиана. — Возможно, заключенные сообщили ему о своем сокамернике, которого на время выпускали из тюрьмы, а если он следил за моим братом и знал о его связи с женой этого несчастного, достаточно было нескольких анонимок, чтобы спровоцировать его. Как только я увидела эти послания, мне стало ясно, что их написал он, меня ему не обмануть.

— Он рассказал, что во время беседы с Рамонедой насчет детективных романов комиссар показал ему анонимки и спросил, кто, по его мнению, мог их сочинить. Клостеру показалось, комиссар подозревал тебя.

На несколько секунд Лусиана от возмущения лишилась дара речи, руки у нее задрожали.

— Теперь ты видишь, — пробормотала она, — видишь, как он все переворачивает с ног на голову? Он пытался убедить тебя, что это сделала я?

— В том-то и дело, что нет. Клостер полагает, возможно какое-то иное объяснение произошедших событий. Наверное, он изложит его в своем романе. Я же, по его мнению, никогда в это не поверю.

— Никакого иного объяснения нет — это сделал он. Не понимаю, почему ты до сих пор сомневаешься. Он не остановится, пока я не останусь одна, и я буду последней. Вот какой мести он жаждет, недаром он заложил ту страницу в Библии, где говорится о семерых за одного. И пока мы тут беседуем, Валентина находится там, с ним. Никогда не прощу себе, если с ней что-нибудь случится, и не собираюсь больше ждать ни секунды, — заявила она и попыталась встать, но я удержал ее.

— Когда я упомянул ту фразу из Библии, он сказал, что мы неверно ее истолковываем. Число семь — это скорее символ полноты и совершенства возмездия, достойного быть осуществленным лишь Господом. Так что если за этими смертями стоит он, его жажда мщения уже должна быть утолена.

— В романе о секте, который он мне диктовал, число семь отнюдь не было метафорой — там по очереди убили семерых членов одной семьи. Именно такое наказание он с самого начала и задумал, потому и не опубликовал роман — боялся выдать себя. Ты спросил, почему он стоял перед домом для престарелых?

Я отрицательно качнул головой.

— Это ведь был не полицейский допрос, я просто старался его разговорить и, думаю, преуспел в этом, — сухо ответил я ей.

Мой тон слегка отрезвил ее, и она, видимо, только тут сообразила, что несправедлива ко мне.

— Извини, ты прав, — произнесла она. — Как тебе удалось добиться встречи с ним?

— Я сказал, что пишу роман о череде странных смертей, происходящих вокруг тебя, и хотел бы знать его версию. Помимо всего прочего, таким образом я дал ему понять, что не только он знает о случившемся.

Тут я заметил, что Лусиана не слушает меня, а смотрит на дом Клостера.

— Слава богу, она вышла, — прошептала она.

Я обернулся к окну, но опять упустил Валентину — она удалялась в другом направлении, хотя Лусиана со своего места ее видела.

— Наверное, пошла к метро, — сказала она.

— Жива и здорова, надеюсь, — заметил я. — Теперь мы тоже можем идти. — И я сделал знак официанту, чтобы принес счет.