Ли Чайлд - Похититель

— Да? — спросил он с сильным русским акцентом.

Полинг помахала у него перед носом своей визиткой, давая ему возможность прочитать отдельные слова.

— Расскажите нам о своих самых последних съемщиках, — потребовала она.

— Самых последних? — повторил смотритель.

В его голосе не чувствовалось враждебности. Он походил на неглупого человека, сражающегося с нюансами чужого языка, и не более того.

— К вам кто-то вселялся в последние две недели?

— Номер пять, — ответил смотритель. — Неделю назад. Он отозвался на объявление в газете, которое менеджер поместил по моей просьбе.

— Нам нужно осмотреть его квартиру, — сказала Полинг.

— Я не уверен, что должен вас впускать, — сказал смотритель. — В Америке есть правила.

— Внутренняя безопасность, — сказал Ричер. — Патриотический акт. [7] Федеральный закон, принятый в США после террористического акта 11 сентября 2001 года и дающий правительству и полиции широкие полномочия по надзору за гражданами. Теперь в Америке нет никаких правил.

Мужчина пожал плечами, молча развернул свое высокое худое тело в узком пространстве коридора и зашагал к лестнице. Ричер и Полинг последовали за ним. Ричер уловил аромат кофе, проникающий сквозь стены кафе. Квартиры с номерами один и два отсутствовали. Квартира номер четыре оказалась первой дверью, к которой они подошли, — у самой лестницы, в задней части здания. Третья квартира располагалась на том же этаже, дальше по коридору, в передней части здания. Из чего следовало, что квартира номер пять находится прямо над ней, на третьем этаже, и ее окна выходят на улицу. Полинг посмотрела на Ричера, и он кивнул:

— С незанавешенным окном.

На третьем этаже они прошли мимо шестой квартиры и зашагали к номеру пять. Аромат кофе исчез, ему на смену пришли запахи вареных овощей.

— Он дома? — спросил Ричер.

Смотритель покачал головой.

— Я всего два раза его видел. А сейчас его точно нет дома. Я только что прошел по всему зданию, проверял трубы.

Он воспользовался универсальным ключом со связки, висевшей у него на поясе, и отпер дверь. Распахнув ее, он отступил в сторону.

Это была одна из тех квартир, которую брокер назвал бы «однокомнатная с альковом». Всего одна комната в форме буквы L, в нижней части которой теоретически хватало места для кровати, но очень маленькой. Кухонный уголок и крошечная ванная с распахнутой дверью. Но в основном они видели пустое пространство покрытого пылью пола.

Квартира была совершенно пустой.

Если не считать одинокого стула. Стул не был старым, но им не раз пользовались. Такие стулья можно купить на распродаже на Бауэри-стрит, где обанкротившиеся владельцы ресторанов избавляются от оборудования. Стул стоял возле окна и был слегка повернут на северо-восток. Он находился примерно двадцатью футами выше и тремя футами дальше, чем то место в кафе, где два вечера кряду Ричер пил кофе.

Ричер сделал несколько шагов и уселся на стул, аккуратно поставив ноги. Теперь он смотрел прямо на гидрант, расположенный на другой стороне Шестой авеню. Очень удобная точка наблюдения. Даже большой грузовик не мог бы загородить обзор, и наблюдатель прекрасно увидел бы припаркованную возле гидранта машину. Расстояние около девяноста футов. Никаких проблем — если, конечно, ты не слепой. Ричер встал и медленно повернулся. Он увидел запирающуюся дверь, три массивные стены, окно без занавесок. «Солдат знает, что хороший наблюдательный пункт обеспечивает полный обзор объекта и надежную безопасность флангов и тыла, защиту от стихии и противника, предоставляя все эти условия на все время проведения операции».

— Похоже на квартиру Пэтти Джозеф, — сказала Полинг.

— Вы там были?

— Бруер ее описывал.

— Таких квартир полно.

Потом он повернулся к смотрителю и попросил:

— Расскажите нам об этом парне.

— Он не говорит, — ответил смотритель.

— Что вы имеете в виду?

— Он не может говорить.

— Он что, немой?

— Не от рождения. Из-за травмы.

— С ним что-то случилось и он онемел?

— Нет, травма не эмоциональная, — сказал смотритель. — Физическая. Он общался со мной при помощи листка бумаги. Терпеливо, целыми предложениями. Он написал, что пострадал на службе. Боевое ранение. Но я не заметил видимых шрамов. Он все время не разжимал губ, словно стеснялся, что я могу что-то заметить. Это напомнило мне кое-что, что я видел более двадцати лет назад.

— И что же?

— Я русский. За свои грехи я служил в советской армии в Афганистане. Однажды нам вернули одного пленного в качестве предупреждения. У него был отрезан язык.