Дмитрий Видинеев - Скиталец

Алина понятия не имела, что теперь делать. Она чувствовала себя зверем, угодившим в ловушку, и очень жалела, что не прихватила с собой тот здоровенный тесак для рубки мяса, который лежал на кухне Лира среди прочих ножей.

Зато у нее имелась нарастающая с каждой секундой злость.

– Прочь! – прошипела Алина, вспомнив, что до сих пор держит в руке наконечник стрелы. А еще были зубы, ногти.

– Нет, дорогая, – карлик поводил пальцем перед своей мордой. – Это вам придется развернуться и… – он замолчал, насторожился, как и остальные уродцы. Повел носом. – Я что-то чую! Хм-м… Я…

Он понял, что почуял, и это заставило его заверещать.

Цезарь серой бесшумной тенью выскочил из зарослей крапивы, стремительно преодолел несколько метров и бросился на тварь, которая когда-то была человеком по имени Антон. Пес сбил карлика с ног и с хриплым яростным урчанием сомкнул челюсти на его перекошенной от ужаса морде. Тряхнул головой, разрывая плоть. Шерсть Цезаря на загривке стояла дыбом, в каждом движении – дикая мощь.

Остальные карлики опомнились и пронзительно завизжали, но визг этот походил на боевой клич.

В тот миг, когда Цезарь снова вцепился в морду Антона, превратив ее в кровавую кашу, сразу трое уродцев накинулись на него. Зубы и когти вошли в серую шерсть.

Пес извернулся, ухватил одного из уродцев за лапу и рванул так, что хрустнула кость. А потом вся эта живая рычащая масса начала кататься по земле в облаке пыли. Тварь с перекушенной лапой отползала от места схватки, но ее заменили двое других.

Алина некоторое время в каком-то оцепенении смотрела на Антона, на кровавое месиво из лоскутов мяса, которое несколько секунд назад было отвратительной мордой. Тварь корчилась, хрипела, бездумно и слепо вспарывая когтями воздух. Очнувшись от оцепенения и плохо соображая, что делает, Алина подошла к Антону.

– Сдохни! – с пылом сказала она и не узнала собственного голоса, сквозь дрожь в нем пробивался металл.

Шерсть Цезаря стала бурой от крови, но он держался. Иногда ему удавалось сбросить с себя одного или двух карликов, вот только они тут же набрасывались снова. Все чаще пес болезненно взвизгивал, а грозный рык звучал все реже.

Не участвовавшие в битве уродцы прыгали вокруг, как спятившие обезьяны, свирепые глаза сверкали, будто в их глубинах бесновались молнии.

Федор положил Максимку в траву возле забора. Его взгляд заметался в поисках хоть какого-то оружия и наткнулся на вдавленный в землю замшелый обломок кирпича. Бросился к нему, схватил, не обращая внимания на боль в руке, и с безумным воплем устремился к ближайшей твари. Взмах – и обломок обрушился на бледную голову. Карлик взвыл, развернулся и полоснул когтями по лицу Федора, но затем отбежал в сторону, прижимая лапу к голове и не собираясь продолжать схватку.

– Сдохни! – закричала Алина срывающимся на визг голосом и ударила Антона ногой по ребрам. – Сдохните вы все!

Не помня себя и захлебываясь от ненависти, она била и била. В ее сознании взрывались вулканы, плескалась раскаленная лава. Женщина, постоянно прячущаяся за «будь что будет», умерла, родилась безумная волчица.

А Цезарь тем временем уже хрипел обессиленно. Его задняя лапа держалась на сухожилиях, в рваной ране на боку торчали обломки ребер. Одноглазый карлик вцепился зубами в его шею и не отпускал. Другие твари отступили, видя, что их участие больше не требуется, и предоставляя главарю честь закончить дело. Некоторые из них были сильно покалечены, а двое лежали в пыли не в силах подняться. Тело одного уродца с разорванной глоткой начало стремительно разлагаться, плоть становилась как желе, она сползала с костей, пузырилась и испарялась.

Цезарь задорого продавал свою жизнь.

Федор видел, что пес уже не в силах держаться, и попытался пробиться к нему, занеся для удара обломок кирпича, но путь преградили трое карликов. Всем своим видом они указывали, что героический порыв Федора не останется без последствий. И последствия не заставили себя ждать – двое уродцев одновременно набросились на Федора, с легкостью повалив его на землю, а третий вырвал из ладони обломок кирпича и отшвырнул нехитрое оружие прочь. Затем твари отошли, не спуская злобных взглядов с поверженного врага.

В то время, пока Федор пытался неуклюже подняться с земли, выплевывая попавшую в рот пыль, Алина ударила уже не подающего признаки жизни Антона в очередной раз и отступила. Она дышала так, будто пробежала марафон. Посмотрела сначала на Федора, потом на недвижимого Цезаря, которого терзала одноглазая тварь, и поняла: затея выбраться из деревни изначально была обречена на провал. Ольга все предусмотрела. Ярость вспыхнула с новой силой, как огонь под порывом ветра, и тут же пошла на спад, сменилась растерянностью и обидой. С губ сорвались проклятия, но без пыла.